Иэн Бэнкс - Умм, или Исида среди Неспасенных

Я встала в туалет, для приличия накинув куртку. На обратном пути до меня донесся обрывок чьей-то нелепой фразы, вроде как «…на корпус пробило», и в ту же секунду брат Зебедий, в одних трусах и с амулетом на шее, пулей вылетел из своей комнаты, едва не сбил меня с ног и, зажимая рот ладонью, ринулся в уборную, где у него началась безудержная рвота.

Я стояла у деревянной лестницы, ведущей на чердак, и раздумывала, не нужна ли брату моя помощь.

Через некоторое время Зеб вышел из уборной, облегченно вздыхая и ухмыляясь.

– Как ты, брат Зебедий? – спросила я.

– Нормалек. – На его лице сверкнула широкая улыбка. – Ага. – Он обнял меня за плечи и привлек к себе. – Красивая ты, Ай. – Напоследок вздохнул и все с той же улыбкой исчез в комнате, где ждала Тушка.

Слегка опешив, я вскарабкалась по лестнице, снова улеглась в гамак и позавидовала брату Зебу, который на удивление легко справился с недомоганием.

– А кенгуру?

– Кенгуру? – До меня не доходило, о чем спрашивает брат Зебедий.

– Кенгуру, – подтвердил он, когда мы входили в поезд метро на станции «Килберн-парк».

В вагоне были свободные места, и я уже приготовилась уличить Зеба, когда тот плюхнется на мягкое сиденье, не имея при себе доски. Прочистив горло, он сделал вид, будто всего-навсего решил взять газету, оставленную кем-то из пассажиров в середине вагона, и вернулся ко мне еще до того, как закрылись двери. Поезд тронулся.

– Что «кенгуру»? – напомнила я.

– Ну. Типа. – Он недоуменно пожал плечами. – Их-то можно?

– Ах вот ты о чем.

Я задумалась. Поезд, гремя и дергаясь, мчался сквозь темный тоннель.

Было еще утро. На рассвете я потратила непозволительно много времени, чтобы добудиться моего единокровного брата, – мне категорически не хотелось приступать к важнейшему этапу моей миссии в одиночку. Накануне, впервые оказавшись в британской столице, я удачно проложила курс по лондонским улицам: допустим, «на обратных» уехала недалеко, но в целом довольно быстро сориентировалась в городе таких колоссальных – по моим понятиям – размеров. Однако я себя не переоценивала, а потому рассчитывала по помощь Зеба, который за несколько лет столичной жизни узнал город как свои пять пальцев и не упускал случая похвалиться этим, хотя и ненавязчиво, в своих очень и очень редких письмах.

Все трудности и тяготы моего похода меркли по сравнению с тем, что я претерпела, вытаскивая Зеба из кровати, а потом из комнаты: начав с мягких увещеваний, я стала приносить ему бесчисленные чашки кофе и теплые тосты, на все лады воспевала красоту рассвета, полушутливо грозила отлучением от Церкви, даже зачитывала вслух наиболее бодрящие главы «Правописания» – мой брат по вере лишь глухо стонал, накрывшись с головой одеялом. (В постели он был один: Тушка умотала по своим делам.)

Пришлось начать водные процедуры: в ход пошли самые разные емкости – наперсток, чашечка для яйца, стакан, пивная кружка и, наконец, ведро; только теперь Зеб убедился в серьезности моих намерений и понял, что выспаться уже не светит, как бы его ни «ломало». Обычно люди продирают глаза после первого же наперстка, выплеснутого на физиономию, но Зеба не смог пронять даже стакан, что свидетельствовало то ли о тягчайшем похмелье, то ли о недюжинном самообладании. (Кабы не запреты нашей веры, я бы поспорила на деньги, что знаю ответ.)

Видок у него был жуткий, голос – как при зверской простуде; засев в уборной, Зеб надолго затих, и я стала барабанить в дверь, опасаясь, что он спит на унитазе, но в этот раз реакция последовала незамедлительно. В конце концов ему удалось, как он выразился, «просраться», и мы вышли из дому, хотя и недопустимо поздно – около десяти.

Зеб отправился меня сопровождать в грязных кроссовках на босу ногу, во вчерашних драных джинсах, в рубашке под дырявым свитером и в старой куртке. По пути к метро я заглянула в одну из прорех на свитере и сурово спросила:

– Брат Зебедий, рубашка, хочу верить, застегнута наизнанку?

– Ох, – сказал он. – Черт. Ай. На. Вот. Оссподи. Шагай.

– Не увиливай, брат Зебедий. Снимай-ка свитер.

– Ох. Йопт. Шагай. Матьтва. Не трожь. Ай. Преградив путь, я взяла у него куртку и помогла стянуть через голову свитер.

– Оссподи. Я, это. Типа. Того. Йопт. Не нарочно.

Мы остановились возле газетного киоска; стоило ли удивляться, что покупатели бросали на нас неодобрительные взгляды, слыша этот поток красноречия. Зебу пришлось подержать куртку и свитер, пока я одну за другой расстегивала пуговицы на его рубашке и застегивала их как положено.