Титью Лекок - Закон бутерброда

< Кристоф > Именно так.

< Марианна > Ты меня совсем за дуру держишь? А мне вот кажется, что ты взломал мой комп, добыл видео и выложил его в интернет. БОЛЬНОЙ НА ВСЮ ГОЛОВУ.

< Кристоф > Чего?! Да ты спятила! Ничего подобного! Зачем мне это делать? Мы даже не знакомы.

< Марианна > Я веду блог, уж кто-кто, а я знаю, у скольких БОЛЬНЫХ НА ВСЮ ГОЛОВУ, вроде тебя, фиксация на девушках. Я звоню в полицию, ты попал.

< Кристоф > Ох… Остынь

< Марианна > Ок. Ты убираешь видео с сайта и стираешь его вообще. Даю 15 минут. Если через 15 мин. оно еще будет на сайте, звоню в полицию.

< Кристоф > Но я не могу его убрать, не я его вешал.

< Марианна > 14 мин. 45 сек.

< Кристоф > НИЧЕГО не могу поделать.

< Марианна > тиктактиктактиктак

< Кристоф > хочешь, могу послать мейл админам сайта, чтобы тебе помочь.

< Кристоф > ау? Ты тут?

< Марианна > “ваш собеседник в данный момент беседует с полицией”

< Кристоф > Ок, если это я, зачем мне писать тебе на мыло?

< Марианна > это главный принцип харрасмента. Жертва должна знать, что ее домогаются.

< Кристоф > но зачем под своим именем? Я мог назваться кем угодно.

< Марианна > чтобы внушить мне доверие.

< Кристоф > тебя в детстве от паранойи не лечили, нет? Можешь звонить в полицию, если тебе так нравится. Но помочь я тебе почти ничем не могу. В крайнем случае могу запросить у админов IP-адрес, с которого выложено видео, и попробовать его вычислить.

< Марианна > хочу, чтобы эта мерзость исчезла прямо сейчас.

< Кристоф > знаю. Понимаю. Но не вижу, что можно сделать. Погоди… наверно, знаю одного чела, который мог бы помочь. Или хотя бы срочно что-то подсказать. Он довольно хорошо шарит в компах. Спросить его?

< Марианна > = послать ему ссылку и пусть он смотрит ролик. НЕТ.

< Кристоф > других способов нет.

Пауза на несколько минут: Марианна перечитывает разговор. Стоит ли доверять этому парню, свалившемуся невесть откуда? Vox она знала и в самом деле не вполне понимала, с чего бы его главный редактор вдруг решил ей нагадить. Она схватила одеяло и накинула на плечи. Ее видео висит в сети, в голове не укладывается.

< Марианна > мне плакать хочется. И тошнит. Ты даже не представляешь, как на меня подействовало.

< Кристоф > это наверно ужасно

< Марианна > твой дружбан, он кто?

< Кристоф > он не дружбан. Мы знакомы по интернету, он для меня пишет на технические темы. Программист, по-моему. Ни разу с ним не встречался, но у него талант, точно. Если хочешь, посмотрю, в сети ли он, и позову в наш чат. Сама решишь, доверять ему или нет.

< Марианна > не знаю

< Кристоф > слушай, если ничего не делать, его и другие посмотрят…

< Марианна > знаю. Представляю, как они все сидят дома, смотрят на меня и… буээ…

“Заколебали, блин, как же они меня заколебали… хоть об стену убейся, как заколебали… и как подумаешь, что однажды умрешь, тоска берет, а мне уже девятнадцать, и я трачу время на всю эту херню. Лучше прямо сейчас удавиться поливальным шлангом”.

– Поль, если тебе с нами скучно, так и скажи…

Поль посмотрел на мать. Она мешала в глиняной миске салат из макарон. Они сидели за столом в саду, под зонтиком, который отец полчаса наклонял под таким углом, чтобы идеально защитить их от последних бледных лучей солнца, притом что час назад все они пошли и надели по второму пуловеру.

– Угу… ну да, вот именно…

– Поль!

– Ок… Проехали. Я веселюсь, как укурок, я переживаю один из самых ярких моментов в жизни. Нет, я правда сроду так не веселился, как сейчас, с вашими беседами об арабо-израильском конфликте под макароны.

– Поль! Ты грубишь.

– Нет, мама. У меня депрессия. Совсем другое дело.

При слове “депрессия” отец поднял голову от тарелки, словно услышал зов. Он был психиатром и считал определенный набор лексики как бы синонимом собственного имени. В его голове “Эй, Ален Гедж, привет!” легко заменялось на “у него/нее склонность к депрессии”, “у него/нее абулия”, “он/она не справляется с эдиповым комплексом”. Полю казалось, что все это действует как кодовые слова, активирующие убийц, разве что у отца они активировали “архиважный” тон.