Андрей Цунский - Горячая вода, миллион кубометров

– Ну… Прямо скажем, давно. И расстались не очень. Это, собственно, была моя инициатива… Понятно, что после этого она могла и не захотеть со мной встречаться…

– Да… Тогда, может, все и к лучшему, не расстраивайся, Лева. Но она обещала сегодня нам позвонить из Москвы. Может, передать ей привет или как-то сказать ей, ну, что ты ее вспоминаешь, не забываешь…

– Да не нужно, сами подумайте… Сколько таких Лёв у нее было…

– Ну да, – хитро улыбался папа, – включая Венецианских!

– Так и я про что… Тем более… – грустил дядя Лева, и глаза его устремлялись в печальную даль, ограниченную краем площадки, где мы обычно играли в футбол. – Знаешь, ты ей просто скажи – передавал привет один из ее давних поклонников. А имени просил не называть. Зачем. Прошлого не вернуть…

К этому моменту папа мой еще мог сдерживаться, но профессор уже был близок к истерическому смеху, поэтому достал носовой платок и начал сморкаться в него насухую, минут через пять отрывая его от носа ровно настолько, чтобы сказать: «Ох, и сквозняки же у нас дома…» – и снова зарыться в клетчатую ткань почти всем лицом.

Если бы разговор продолжился еще пять минут… Но тут раздался рев подъехавшего грузовика с высоченными бортами, и очередь проснулась, каждый поднимался наверх, по-ленински поднимал руку и бросал в кузов мешок с мусором или опустошал туда помойное ведро. Спускались с трибуны по второй лестнице очень быстро, потому что сзади напирали другие жильцы, и внизу выяснилось, что профессор Гроссман уже куда-то исчез.

– А где наш Гиппократ? – весело спросил дядя Лева.

– Да только что был здесь… – отвечал папа уже на последнем пределе выдержки.

– Ладно. И я побегу. Сегодня «Торпедо» играет с киевлянами… Минут десять осталось. Пока. Ой, пока, Андрюха!

– До свидания, дядя Лева, – спокойно прощался я, поскольку не понимал смешной стороны разговора.

Лет через пять-шесть я как-то вспомнил этот день, когда трибуну сносили. Ее раздавили бульдозером, это место заасфальтировали и поставили туда железные контейнеры для мусора – приходи, когда хочешь… Дома я рассказал, отчего смеюсь и не могу остановиться.

А годы спустя, когда я сам познакомился с Аллой Ефремовной, я не удержался и рассказал ей эту историю. В результате она, вдоволь насмеявшись, надписала какой-то журнал: «Моему нежно любимому и верному рыцарю Левушке с самыми романтическими воспоминаниями о незабываемых днях!» Журнал я отдал папе, тот посмеялся и отдал журнал профессору Гроссману. Вечером Гроссман позвонил и позвал папу выпить коньячку. Папа вернулся поздно, и когда мама осуждающе на него посмотрела, сказал только одно слово:

– Баттистини!

Тут уж несколько минут без перерыва хохотали мы все втроем.

Только просмеявшись, мама наставительно выдохнула:

– Бедный Левка! Сволочи вы! – Но снова прыснула и смеялась почти полчаса.

Если речь заходит о кино, дядя Лева всегда напоминает: «А уж если говорить об итальянцах, не забудьте и Баттистини! Великий мастер!» Мы знаем, что это случится, и замираем заранее.

И сейчас не очень-то заставишь детей мыть посуду. Даже посудомоечная машина требует всякой химии, тарелки нужно очистить от остатков еды, а кастрюли и вовсе нужно драить вручную, как и пригоревшие сковородки. А тогда… О!

В комплект для мытья посуды входили обязательно чайник, хотя бы одна чистая кастрюля, тазик, тряпка номер один и тряпка номер два, ершик для мытья кефирных бутылок (молока и прочего в бумажных треугольничках у нас не продавали). Греешь чайник и кастрюлю, смешиваешь в тазике воду до терпимой температуры, мылишь тряпку номер один хозяйственным мылом или мажешь пастой «Санита» (кто помнит эту пасту, тот поймет меня). И моешь все на первый раз. Чайник на это уходит полностью. Затем все споласкиваешь холодной водой, ошпариваешь кипятком из кастрюли, чтобы отбить запах «Саниты» или того же мыла. А еще надо чистить и драить плиту, вытирать со стола… Потом очистки картофеля и овощей вместе с тем, что осталось в тарелках, нести в пакете на лестницу и выкидывать в эмалированное ведро с крышкой и надписью: «Пищевые отходы». Ведра благоухали между каждым этажом, тараканы не переводились, а свиньи или кому это там предназначалось, судя по магазинным мясным отделам, так и не ели эту дрянь. И попробуй только бросить в ведро газету! Уборщица по номеру квартиры на газетном уголке (их надписывали на почте) вычисляла, как Шерлок Холмс, кто виноват, и устраивала скандал на весь подъезд. Так что процедура была неприятная и длинная.