— Бюстгальтер, насколько я понимаю.
— Вы шутите.
— Нисколько.
— Бюстгальтер его девушки?!
— Не знаю. Может быть, у него две девушки: у одной он позаимствовал пальто, у другой — эту вещицу…
— Трогательно.
— Трогательно, что у него две девушки?
— Нет, трогательно, что он целует эти вещи.
— Я бы вам больше нравился, если б сделал то же самое?
— Вы мне и так нравитесь, — сказала Сьюзан. — Просто в том, что мы нравимся друг другу, нет никакого смысла.
— Почему?
— Нет, и все тут.
— Может, вы и правы.
— Ну конечно, права. Скажите, тот, у кого рисунок на трусах, — еврей, как вам кажется?
— Похоже на то.
— Как его зовут?
— Эрни Хаймс. Он из Бермондси.
— Мне евреи нравятся.
— Я это заметил.
— Они все так себя ведут, — пояснила Сьюзан. — Целуют пальто, и все такое прочее.
— Я знаю.
Она засмеялась.
— Откуда вы знаете?
— В любом случае он вряд ли победит.
— Не его ли девушка сидит вон там, внизу?
— Не исключено.
И действительно, сильнее оказался боксер в красных трусах. С низким лбом, расплющенным носом и надувшимися, как на анатомическом рисунке, бицепсами, он словно сошел с карикатуры восемнадцатого века. Звали его Динамит Хаскинс; удар у него был сильнее, чем у еврея, зато Хаймс был проворнее и увертливее. Хаскинс бил куда попало, и бил сильно; в результате, в середине десятого раунда Хаймс схватился обеими руками за левый бок, и тут же прозвучал свисток рефери. В зале недовольно загудели. Сидевшая сзади женщина прокомментировала:
— Ничего страшного. Все с ним в порядке.
— А ты откуда знаешь? — полюбопытствовал ее спутник.
— Он, как Сьюзан Ленглен, — сказала женщина. — Не хочет проигрывать.
— Что за вздор, — сказал мужчина с булавкой из фальшивого жемчуга в галстуке. — Один раз Хаскинс уже ударил его ниже пояса.
— Не было такого.
— Говорю же, ударил, — стоял на своем мужчина. — Он отличный боксер, вот только бьет куда придется.
— Неправда, он чисто выигрывает.
— В тот раз, повторяю, он ударил его ниже пояса, — сказал мужчина. — Зуб даю.
Зрители продолжали выражать свое недовольство, кто-то крикнул: «Мало ему! Дал бы ему по хребту — и дело с концом!»
Секунданты, рефери и ведущий обступили Хаймса. Зрители по-прежнему выражали недовольство. Хаскинс отошел в свой угол, сел на табурет, а потом встал и перешел в угол Хаймса, что-то ему сказал, после чего поднял руки над головой и, опустив голову, развел руками в перчатках, давая тем самым понять, что поступил нехорошо. По залу прошел смешок, кто-то зааплодировал. Победителем был признан Хаймс. Объявили перерыв.
— Да, кстати, раз уж я так вам нравлюсь, — сказала Сьюзан, — как там поживает ваша подружка, которая так смешно одевается?
— А что вас интересует?
— Вы с ней еще видитесь?
— Изредка.
— Господи, не все ли мне равно! — воскликнула Сьюзан.
— Я знаю, что вам все равно.
— Думаете, я не понимаю?
— А что, понимаете?
— Да, — сказала она. — Но от этого ничего не меняется.
— Почему?
— Не знаю. Так мне кажется.
— Ясно.
— Вообще-то вы милый, — сказала она.
— Вы находите?
— Да, я это чувствую.
— В любом случае, я почти вас не вижу, поэтому не все ли равно…
— А что если мне не все равно?
— Вам совершенно все равно.
— Не будьте таким, — сказала она.
— Каким?
— Мне это не нравится.
— Ерунда.
— Да, — повторила она, — не нравится.
— Что ж, меня не переделать.
— Зануда вы.
— Знаю.
— Будьте со мной поласковее. Вы ведь бываете милым.
— Сегодня я не в настроении.
Перерыв кончился. Ведущий объявил следующую встречу — любительский матч из трех раундов. Сьюзан спросила:
— Кто выйдет на ринг?
— Любители. Это их первый бой. Зарабатывают себе на хлеб чем-то другим, но хотят стать боксерами. А может, просто подраться любят. Вы слышали их имена?
— Нет.
Оба боксера были высокими, плечистыми парнями. Один из них, по всей вероятности, был моряком, второй мог оказаться кем угодно. Лицо у него было грубое, но на профессионального боксера он был непохож. Волосы у него торчали во все стороны, а макушка была лысой, как у японской куклы. Прозвенел гонг. Противники сошлись в центре ринга и обменялись первыми ударами. В отличие от предыдущих боксеров, эти двое, совершенно позабыв о защите, колошматили друг друга на чем свет стоит, били куда попало и как попало. Вскоре тот, что походил на японца, подбил моряку глаз. Зрители веселились от души.
Читать дальше