Сара Уинман - Дивная книга истин

Дрейк старался по возможности облегчить ей жизнь. Вырезал ступеньки на крутом спуске к реке и укрепил их толстыми досками. Протянул леер вокруг причального камня – для подстраховки на тот случай, если у нее подогнутся колени. Он научился добывать пищу на берегу при отливах, научился готовить простые блюда – рагу из моллюсков или овощной суп. Раз в неделю он посещал мясника и бакалейщика в соседнем селении, закупая мясо, масло и другие продукты. Он отскребал песком сковородки, стирал постельное белье и развешивал его между деревьями для просушки. Однако Дивния не меняла свои привычки и каждую ночь, невзирая на погоду и состояние реки, отправлялась к церкви на островке, чтобы зажечь там свечу в память неведомо о ком.

Вот почему Дрейк однажды теплым апрельским днем приступил к строительству моста между берегом и островком, благо имел опыт такой работы на одной ферме во Франции. Конструкция была самой простой: две горизонтальные секции из брусьев с набитыми между ними досками, соединенные под небольшим углом. Сборка моста производилась на берегу, а чтобы надежно его зафиксировать, он решил сделать углубления в откосах по обе стороны протоки. Не бог весть что, но Дрейк был уверен в прочности этого сооружения.

Через несколько дней шлюпочный мастер доставил заказанные Дрейком брусья и дубовые доски. Секции должны были соединяться внахлест при общей длине мостика в двадцать футов. Отверстия в местах стыков были уже просверлены, толстые болты, гайки и шайбы прилагались. Так что оставалось только собрать всю конструкцию и сделать выемки на берегах.

Он начал копать на островной стороне, восточнее кладбища. Работа продвигалась туго, поскольку физические кондиции Дрейка оставляли желать лучшего, а почва была пронизана корнями деревьев толщиной с его запястье. Провозившись пару часов, он сел передохнуть под стеной церкви и закурил сигарету. Провел пальцем по затупившемуся лезвию лопаты и подумал, что надо бы поискать точильный брусок – наверняка он валяется где-нибудь в темном углу.

Солнце прогрело воздух, ветра не было, и над рекой повисла тишина; даже вороны перестали каркать в своих гнездах на вершинах сосен. Дрейк воспрянул духом, увидев знакомый желтый дождевик: старуха пересекала высохшую протоку с двумя чашками чая в руках.

Помощь прибыла! – прокричала она.

Он встретил ее на берегу и сначала осторожно принял чашки, а затем протянул ей руку и помог взобраться на откос.

Я помру раньше, чем ты это достроишь, сказала она, опускаясь в старый шезлонг. Верни мой чай, пожалуйста.

Дрейк подал ей одну из чашек.

Вкусный чай, сказала она, сделав глоток. Кто его заварил?

Ты, сказал Дрейк.

Вкусный чай, повторила она и закрыла глаза.

Он смотрел на дремлющую старуху. Тишина сгустилась и текла тонкой струйкой, как сироп из кувшина. Дрейк расчувствовался; в горле першило так, словно он надышался цветочной пыльцы. Озираясь вокруг, он проникся великолепием природы и ощущением тяжелой, но благодарной работы, а также бесчисленных жизней, прошедших в подобных трудах, и бесчисленных рук, до него оставлявших грязь и кровь на черенках лопат и на чашках чая в минуты отдыха. Его взгляд задержался на пчеле, прицепившейся к розовому соцветию наперстянки – она уже не собирала мед и не отдыхала; она умерла во время работы. Связь со всем этим миром – вот что он ощущал сейчас. Необычное для него чувство сопричастности. Солнце золотило нити паутины, соединяя всех – и мертвых, и живых – с этой землей.

Вызванный Мирой трубочист прибыл в пекарню на следующее утро, чтобы удалить заткнувшее дымоход ласточкино гнездо. А когда труба была очищена от сажи и паутины, выяснилось, что ни один кирпич не шатался, ни кусочка скрепляющего раствора не выпало из кладки: печь находилась в рабочем состоянии и была готова хоть сейчас вознести столб дыма в голубое корнуоллское небо.

Мира тщательно вымыла расстоечный шкаф, большой стол и окна, подмела и выскоблила полы. Затем она осмотрела две спальни на втором этаже и в углу каждой их них обнаружила паутину с разместившимся там по-хозяйски здоровенным черным пауком. То были на редкость неприятные комнаты, в которых все время слышались какие-то шорохи, словно отголоски давнего злословия. Ей не удалось открыть окна, и дело было даже не в проржавевших задвижках – просто окна отказывались поддаваться ее усилиям, вероятно унаследовав упрямство прежней владелицы. Она долго раздумывала, в какой из двух комнат устроить свою спальню, и в конечном счете выбрала ту, что выходила окнами на Главный тракт и на луг, спускавшийся к лесу и реке за ним. Но даже капитальная уборка не сделала это помещение менее угрюмым. Мира уже и не знала, как подступиться к этой комнате, ибо та явно отказывалась ее признавать. Посему она решила до поры до времени ночевать в кресле на первом этаже.