Элена Ферранте - История нового имени

Лила зажмурилась. Щеки ее раскраснелись, но остальное лицо побелело как мел. Она ничего не ответила.

Вечером они прибыли в Амальфи. Ни Лила, ни Стефано никогда не ночевали в отеле и чувствовали себя крайне неловко. Небрежно-ироничный тон портье смутил Стефано; услышав просьбу показать документы, он залился густой краской. К ним вышел носильщик — мужчина лет пятидесяти с тоненькими усиками, но Стефано, испугавшись за сохранность багажа, отказался от его услуг, чтобы, спохватившись, наделить того сверхщедрыми чаевыми. В результате Стефано сам тащил чемоданы, а Лила шла за ним и с каждым шагом все яснее сознавала, что человек, за которого она вышла замуж, вероятно, потерялся где-то по дороге, а рядом с ней оказался чужой и незнакомый мужчина. Неужели это он, Стефано? Коренастый, коротконогий, с длинными руками и белеющими костяшками кистей? С кем она связала свою жизнь? Злость, владевшая ею по дороге сюда, сменилась страхом.

В номере Стефано сделал попытку заговорить с Лилой ласково, но усталость и память о недавней пощечине мешали ему это сделать. Когда он нахваливал просторный номер, голос его звучал фальшиво. Он открыл балконную дверь и вышел на балкон.

— Иди сюда, — позвал он Лилу. — Посмотри, какое море! А воздух здесь какой!

Но Лила только небрежно мотнула головой. Ее сейчас занимало одно: как выбраться из ловушки, в которую она сама себя загнала. Стефано решил, что ей холодно, и тут же закрыл балкон. Если она хочет прогуляться и поужинать, пусть оденется потеплее:

— И мне заодно достань жилет. — Он сказал это так, словно они прожили вместе уже много лет и Лила прекрасно разбиралась в его вещах, чтобы вместе со своим свитером без труда отыскать и его жилет.

Лила вроде бы кивнула ему, но даже не прикоснулась к чемоданам, и жилет со свитером так и остались лежать где лежали. Вместо этого она вышла в коридор, как будто ей было противно находиться с ним в номере. Стефано поспешил за ней, бормоча на ходу:

— Мне-то что, вот ты как бы не простудилась.

Они прогулялись по Амальфи, дошли до собора и вернулись назад, к фонтану. Стефано пытался развлекать Лилу шутками, но и в лучшие времена это плохо ему удавалось — слащавые комплименты или веские заявления, сделанные тоном уверенного в себе человека, который точно знает чего хочет, звучали в его устах гораздо убедительнее. Но Лила по большей части молчала, так что в конце концов Стефано просто тыкал пальцем в очередную достопримечательность, повторяя: «Посмотри!» Если прежняя Лила бросилась бы с интересом разглядывать каждый камень, то нынешнюю не занимало ничто: ни красота узких улочек, ни благоухание садов, ни шедевры архитектуры, запечатлевшие богатую историю Амальфи, ни, тем более, голос мужа, с однообразием попугая твердившего: «Ух ты, красотища!»

Вскоре Лилу начала бить дрожь, но не потому, что она замерзла; это была нервная дрожь. Стефано заметил, что ее трясет, и предложил вернуться в отель, рискнув пообещать, что сумеет ее согреть. Но она не хотела в отель и продолжала шагать по улицам, пока не заболели ноги; тогда она, ни слова не сказав мужу, толкнула дверь ресторана, хотя есть не хотела. Он терпеливо последовал за ней.

Они заказали кучу еды, к которой почти не прикоснулись, зато выпили не одну бутылку вина. Стефано надоело ее молчание, и он спросил:

— Ты все еще злишься?

Она отрицательно помотала головой. И правда, ее злость куда-то ушла. Она с удивлением поняла, что больше не испытывает гнева ни на Солара, ни на отца с братом, ни на Стефано. Ей вдруг стало плевать на эти ботинки, и она сама поражалась, с какой стати так взъярилась, увидев их на ногах Марчелло. Теперь ее ужасало и приводило в смятение совсем другое: широкое обручальное кольцо у нее на пальце. Лила мысленно перебирала события этого дня: церковь, венчание, свадьбу… Что я натворила, слегка охмелев от вина, думала она, и зачем это золотое кольцо, эта блестящая безделушка, в которую я добровольно сунула палец. Такое же кольцо красовалось на пальце Стефано, поросшем черными волосками. Лила вспомнила, каким видела Стефано на пляже, в плавках. Широкая грудь, выступающие вперед колени, похожие на перевернутые чашки. В его облике не было ничего, совсем ничего, что могло бы ей понравиться. Чужое и неприятное существо, он сидел сейчас напротив нее, в пиджаке и при галстуке, шевеля толстыми губами, то и дело почесывая ухо и беспрестанно тыкая вилкой в ее тарелку, чтобы попробовать из нее то одно, то другое. Этот Стефано не имел ничего общего с симпатичным торговцем из колбасной лавки, чье честолюбие и самоуверенность сочетались с вежливыми манерами, как не имел ничего общего с тем человеком, с которым ее обвенчали сегодня утром в церкви. Когда он двигал белозубой челюстью, ей становился виден огромный розовый язык в темном проеме его рта, и она не могла отделаться от ощущения, что что-то в нем и вокруг него не так. Сидя за столом, мимо которого сновали официанты, она размышляла о том, как оказалась здесь, в Амальфи, и понимала, что этого просто не могло быть, но это все же случилось. Потом лицо чужака за столиком просветлело: он понял, что буря миновала, что она прислушалась к его резонам и признала его правоту, а значит, он может обсудить с ней свои грандиозные планы, а Лила вдруг подумала, что надо незаметно стащить со стола нож; если в номере он попробует к ней сунуться, она перережет ему глотку.