Вениамин Колыхалов - Горислава

Утка запуталась головой и крыльями. Пришлось долго повозиться, освобождая ее. Тереша положил нырка на дно долбленки рядом с литыми прыгающими рыбинами, проговорил:

— Оклемайся малость, отдышись да и лети восвояси. Вот так иногда до трех штук в сеть угодят: чирки, гогли, шилохвости. Но больше нырки лезут.

С минуту пленница лежала недвижно, распластав шею на мокрой лопасти весла. Прыгающие караси заставляли нырка вздрагивать и хлопать крыльями.

— Можно взять добычу, — сказал Тереша, — да Славушка обидится. Ни готовить, ни есть утопленницу не будет.

Неожиданно утопленница вскочила на ноги, расправила крылья, подпрыгнула и вывалилась за борт. Поплыла медленно, с оглядкой. Родная стихия воды желанно приняла в свое лоно.

Живучие караси-лапти на дне обласка притягивали взгляд. Подпрыгивали, вскидывали головы и хвосты, переворачивались с боку на бок.

— Разве я уеду куда от такой красоты, — многозначительно проговорил фронтовик, держа за жабры трепыхающегося карася. — В каком городе дадут мне вместе с жилплощадью такое красивое озеро? А луга? А река? А бор?.. В человеке все затаенно, в природе рай не затаенный. Человек может чистую правду грязной ложью окутать. У природы непогрешимый всевышний — Солнце… Если бы можно было смерти откупную дать. Нет. Несговорчивая злыдня ничего не возьмет, кроме жизни. Охота пожить еще, свой рай в себе отыскать…

Сияло, огнилось солнце и озеро. Из глуби небесной легкие облака уходили в глубь озерную. Пребывали там бугристыми подводными рифами.

Обратно шагали тише. В моем рюкзаке лежал приятный, оттягивающий плечи груз. Я думал: какой рай отыскивает в себе Терентий Найденов? Прошедший через ад войны, через многолетнее чистилище жизни, разве он не вывел свою душу на тихий простор умиротворения? Живущий в незатаенном раю природы, он исподволь доискивался до чего-то в себе и не находил искомое что-то. Может, книги разбудили душу, да и не могли больше усыпить ее?

Непогрешимое солнце обрушивало на нас всю ласку и силу напористых лучей. День разгорался ясным, жарким огнем. Весь незатаенный рай природы сейчас был всецело наш. Густые кустарники, широкие разливы осоки, дальняя разнозубая полоса леса у небесно-земной кромки. По-прежнему знобило от легкого ветра редкий осинник на сухой гривке. По-прежнему коршун кружил неторопко над еланью, подстораживая земную жертву. Издалека темный авдотьевский мирок не казался унылым. Были неразличимы пока избы-развалюхи, наклоненные прясла, разрушенные печи, кривые ворота. Была просто деревянная м а с с а, не расчлененная на амбарушки, баньки, скотные дворы, палисадники. То, что звалось когда-то деревней, походило сейчас на грязный мазок природы. Провела черной краской по зелени и голубизне, да забыла. Хватится когда-нибудь и не увидит приречного сельбища. Всплакнет дождем, погорюет снегом. Сгноит последний венец последней избенки, превратит в труху последний воротный столб. На место погибели ветры швырнут семена сильных трав. Разумная природа внесет поправку в людскую неразумность: заселит пустошь своими жильцами. Отдаст им во владение святое место земли: никогда не смирится природа, чтобы оно пустовало.

Однажды я приехал в Авдотьевку по первой воде. Самоходка боднула крепким носом ярок, своротила несколько стрижиных хаток. Соскочил на мерзлую землю, помахал экипажу. Капитан попрощался горластой сиреной.

По берегам лежал прикатанный вьюгами снег. Торчали грязные глыбины льда. Май не совсем расковал землю. Морозы не откочевали в северную глушь, делали по утрам дерзкие набеги. Ветры с верховья и с низовья реки были одинаково злы и леденящи. Верховик вытряхивал из туч липкий снег. Низовик насылал ярый холодный дождебой.

Еще не полностью прошла пора снеготая. В низинах белели слежалые сугробы, оплавленные сверху до глянца. Отовсюду стремилась к реке верховая вода-снеговица. Любая земная продавлинка была для такой воды желанным ложем. Васюган собирал воедино из болот и лесов ручьи и ручейки, струи и струйки, лихо подхватывал грунтовые воды и день ото дня тучнел в берегах.

Недавно прошел нешумный ледоход, уступив место бурливому водополью. В новой свободной воде было много удальства, силы и прыти. С легкостью пушинок тащила река бревна, пни-выворотни и глыбины льда. Думалось: хваткая вода вот-вот сорвет с места незатопленные закустаренные веретья, потащит островки вместе с клочками сена, всяким приречным сором, вертящимся на водобойных местах.