Геннадий Башунов - Безбожие. Героический Режим + Злая Игра

Моё тело кто-то поднимает с пола и грубо швыряет. Вот и всё? Не будет портала. Не будет прорыва. Мир погибнет? А мне-то уже что до этого? Я уже там, там, с Топлюшей, сжимаю ладонью её упругую грудь, целую её...

Приди, избавление! Быстрее! Не нужно боли! Хватит! Я устал! Так устал...

Но боль, казалось, начавшая угасать, вновь возвращается, превысив все мыслимые пределы. Она-то и швыряет меня обратно в действительность. В действительности нет Топлюши, только груды тел, беспорядочно наваленные на полу, а между ними плещутся лужи крови. Чьи-то пальцы безжалостно хватают меня за лицо и с жутких хрустом ломают наросшие на нижней челюсти хрящи, вправляя и соединяя разрубленную кость. Грубые руки крутят меня и срывают одежду. Я почти ничего не вижу - на лице спёкшаяся кровавая корка.

- Мы победили! - орёт кто-то на моё ухо. - Победили! Ты победил, слышишь? Только не подыхай ты, ублюдок! Слышишь? Не подыхай!

И что? Плевать мне на какую-то победу. Верните меня на север. Верните!

Но вместо этого меня грубо швыряют на твёрдый мол. Шершавые пальцы счищают кровь с глаз. Я вижу над собой изуродованную рожу Мёртвого, а рядом с ней лицо Арстии. Мою кожу на подбородке стягивают в горсть, а потом она начинает гореть.

- Не вздумай мне тут умирать, - говорит чей-то слабый голос слева.

Я не знаю, кто это, но понимаю, что кто-то знакомый. И близкий.

- Верните меня на Север, - невнятно прощу я сквозь сжатые челюсти.

- Вернём, - шипит Арстия, - вот только закончим дела на юге.

- Хорошо, - говорю я и закрываю глаза.

Бойня III

Опять я стоял посреди Тьмы. Вот только в этот раз она не была полной, в ней угадывалась серость, или, если угодно Тень. А Тень возникает только там, где есть Свет. Я видел абрисы странных предметов, беспорядочно сваленных в кучу. С трудом различал свою правую руку, видел, как она сжимается в кулак и разжимается. А вот левой руки у меня не было. Практически не было, остался лишь небольшой кровоточащий ошмёток длинной сантиметров в десять, с торчащей из него обломанной костью.

- Где я? - спросил я у вещей, валяющихся передо мной, но они промолчали.

Странно. Я думал, что они ответят.

Я приблизился к свалке и принялся разгребать предметы. Кожа, бумага, кость, дерево, железо... Какая-то несусветная хрень, сделанная сумасшедшим. Но когда в мои руки попало что-то отдалённо напоминающее птичье крыло, выполненное из скальпа, натянутого на костяной каркас, я понял, что это. Неумело сделанные детали планеров, воздушных змеев и даже какое-то подобие самолётов на ручной тяге.

- Комок! - сказал я во Тьму. - Ты здесь?

- Да, - раздался низкий неприятный голос.

Обернувшись, я увидел его. Я мог различить каждую деталь его лица, каждую впадину между рёбрами, будто его фигура была освещена или обрисована серым на чёрном фоне. Сразу стало ясно - это мой двойник, только жутко уродливый, с деформированными чертами лица и костями, неестественно большой левой рукой. Нет, рука на самом деле была нормальной, если бы принадлежала взрослому мужчине, а не карлику ростом в метр двадцать.

- Это твои самолёты? - спросил я. Сейчас это было куда важнее всего остального.

- Да.

- Куда ты пропал?

- Я размышлял.

- И что надумал?

- Пока - ничего. Я всё ещё размышляю.

- О чём?

- О ком. О себе, о тебе, о нас. О Синеглазке. Ты знаешь, что она носит под сердцем моего ребёнка?

- Нет. Я думал...

- Да-да. Ты дал семя, но перенесло оно мою Тьму.

- Поздравляю?

- Не с чем. - Комок впервые пошевелился, махнув левой рукой. - Я - никто. Кусок тебя. Кусок Тьмы. И в то же время чужой и тебе, и Тьме.

- Мы что-нибудь придумаем.

- Возможно. А может, и не придумаем.

- Мы постараемся.

- Я стараюсь, - ответил Комок, делая ударение на "я". - У тебя другие заботы.

- Я знаю.

- Знаешь? - фыркнул карлик. - Ни хрена ты не знаешь, Палач. Ты же сдался. Чуть не угробил нас. Не в первый раз. Я помню эту Топлюшу. Можно сказать, я тоже занимался с ней любовью. - Он поднял левую руку. - Я помню прикосновения её кожи.

- Зря ты мне это говоришь, - сказал я с угрозой.

- Да мне плевать. Потому что в следующий раз ты опять решишь пожертвовать собой. А когда раны будут слишком болеть, ты решишь, что лучше умереть. Ты человек. - Последнее слово звучало как оскорбление. - Слабый человек.

- Я больше не сдамся.

- Ты говорил это себе много раз. Но ты каждый раз готов сделать это. И знаешь, что?

- Что?

- Когда ты сдашься в следующий раз, я заберу у тебя тело.

- Не посмеешь, - прошипел я, делая шаг к карлику. - Помни, главный здесь - я. Ты лишь орудие.