Вот это и был решающий момент, Пенни. Дело в том, что у нас нет никаких планов на будущее. Мы с Карлом больше не пара. Я от него ушла, и мне кажется, что он вздохнул с большим облегчением.
Давай посмотрим правде в глаза. С самого первого момента, когда я сказала Карлу, что беременна, в глубине души я почувствовала, что он не хочет иметь ребенка. Да, он сказал, что очень рад, но это была неправда. Впрочем, справедливости ради надо признать, что в тот момент он в равной мере пытался обмануть как меня, так и самого себя.
Как-то так получилось, что я заговорила с ним об этом в лимузине по дороге на премьеру. Чем этот момент хуже любого другого, подумала я. Я спросила его, действительно ли он рад тому, что я беременна.
– Рад? Разумеется я рад, дорогая, я просто без ума от восторга.
О, Пенни, дорогая моя. В жизни актер из него гораздо хуже, чем на экране. В машине повисла долгая и неловкая пауза, прежде чем он добавил:
– Я рад, потому что ты рада. И это самое главное.
В переводе на нормальный честный язык это должно означать: «Я в отчаянии, вся моя прекрасная, тщательно выстроенная жизнь вот-вот рухнет из-за твоего чертова ребенка».
– Карл, но и ты тоже должен быть рад, - сказала я, - а иначе ничего не получится.
Еще примерно минуту он сидел молча, собираясь с духом, чтобы начать выкручиваться. Выглядел он в своем прекрасном смокинге, как аристократ, выдерживающий какую-то нечеловеческую пытку.
– Понимаешь, это оказалось некоторым шоком для меня, - сказал он наконец. - Я имею ввиду: ты говорила, что не можешь иметь детей, и поэтому мы не предохранялись.
– Да, я думала, что не могу иметь детей, но теперь, похоже, выясняется, что могу.
– И это здорово, - подхватил Карл, не глядя на меня. - В самом деле здорово.
И в этот момент я поняла, наконец полностью осознала то, что знала все время, но в чем боялась себе признаться.
Он не хочет ребенка, Пенни, и винить его в этом несправедливо и бессмысленно. Сама посуди: зачем ему ребенок? Он счастлив. У него есть все, что ему нужно. Единственное, чего ему не хватает, - это стать известным в Штатах, а хнычущий и рыгающий младенец совершенно ему в этом не поможет. Правда состоит в том, что Карл не хочет себя ничем связывать. Ему нужна девушка, подруга, а не жена и уж наверняка не мать семейства.
Мы столкнулись с ней неожиданно в толчее возле бара.
Боже мой, как она замечательно выглядела. Такая ослепительная, такая сексуальная, такая красивая. Я был просто потрясен, мне хотелось только стоять и поклоняться ей, как божеству, что я некоторое время и делал: стоял и поклонялся. Это все, что я мог себе позволить.
Если разобраться, то момент был просто душераздирающий. В вечер моего триумфа, самый важный вечер в моей жизни, передо мной стояла женщина моей мечты (и это буквально), которая стала еще прекраснее, чем я ее помнил. Мы фактически вместе написали сценарий успешного фильма - и при этом я знал, что потерял ее, что она меня ненавидит.
Мы перекинулись парой слов о том, о сем, и вдруг она огорошила меня своей новостью. Это было просто как гром среди ясного неба. Люси беременна.
Я очень обрадовался за нее, честное слово, хотя в тот же самый момент мне больше всего захотелось умереть. Я сказал ей, что поражен и рад, и что Карл - самый счастливый мужчина на свете. Причем сказал я это совершенно искренне. Не смотря на то, что я испытывал такую же ревность, как, наверное, Отелло, я все равно желал Люси счастья и исполнения ее мечты.
Затем события приняли абсолютно неожиданный оборот.
– Мы с Карлом расстались, - сказала Люси, и мое сердце чуть не остановилось. - Это случилось прямо сегодня вечером, как раз перед началом фильма. Я приняла решение, как раз когда председатель Британской киноассоциации говорил, что феникс британского кинематографа возродился из пепла.
Я застыл на месте с разинутым ртом.
– Он не хочет ребенка, так что я решила родить и воспитывать его одна. Все, хватит с меня мужчин. В конце концов, в наше время это обычное дело, и у меня даже есть кое-какие деньги - благодаря тебе и нашему фильму.
Я просто обмер. Неужели? Неужели это мой шанс? В конце концов, Фиппс получил ее, когда ей было плохо и она не знала, что делать, а чем, собственно говоря, я хуже? Вторая подача, вторая попытка. Обрывки мыслей о том, как правильно поступить в этой ситуации, только начали выстраиваться в нечто связное у меня в голове, как к Люси подошла наша пресс-секретарша и попросила ее дать интервью кому-то из журналистов. Люси была в этот вечер вообще гораздо больше востребована, чем я, несмотря на то, что я был указан в титрах как основной автор сценария. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Она так роскошно выглядела и была одета в такое сексуальное, смелое, я бы даже сказал, рискованное платье, а я? Какой-то мистер Бородач в неглаженом смокинге. Лично у меня даже сомнений бы не возникло, к кому обращаться за интервью. И вот она собралась уходить.
Читать дальше