Рената Литвинова - Обладать и принадлежать

Лара: Ну вот… вы шутите, а я – нет. Туда-обратно, часто просыпаюсь в номере и не могу вспомнить, где же я? Хотя бы название города.

Он: Да вы что?

Она: Название приходит не сразу. Все постепенно. Вот я сейчас прилетела из… одного города, забыла название, но это минуты на две! Такой некрасивый город попался, мы там переночевали.

Он: Русский город хотя бы?

Она: Да! Да, конечно, русский, что вы такое спрашиваете, страны я различаю!

Они молчат некоторое время. Она быстро достает из сумочки пудреницу, смотрится в зеркало, красит губы. Он наблюдает за ней.

Он: Много лишних слов. И в людях, которых я встречаю, только ступлю. (Он рассматривает ее.) Они «делятся» со мной, «делятся», произнося слова, что им надо от меня?

Она: Это что у вас, гордыня? Я вас видела по телевизору, в новостях с опасных точек, хотя я ненавижу телевизор.

Он: Это вы себе сами акцент придумали?

Она: Какой акцент? Это не акцент, это я так разговариваю.

Он: Вы, наверно, с юга…

Она: Я не с юга, я могу паспорт показать, если вы такой профессионал. Это вы, наверно, с юга. Вы в телевизоре такой крупный, а живьем – помельче, покомпактней… наверно, экран увеличивает?

Он: И вы мне сразу стали улыбаться…

Она (перебивает): Вы просто попались мне под настроение.

Он: Я просто вам понравился.

Она: Нет… (Пауза.) Вообще, да. Буду говорить вам правду.

Он: Вас даже не портит, что вы все время красите губы. Мы с вами встретимся?

Она: Нет… Не знаю… (Пауза.) Я прилечу через два дня. А как ваше имя, а то я запомнила только фамилию?

Он: Георгий. А ваше?

Она: Почему-то мне сейчас стало неудобно говорить свое имя.

Он: Почему?

Она: Оно некрасивое. Можно, я потом скажу.

Он (подражая ей): Вы странная! Какая вы странная!

Лара в самолете – она стюардесса. Вышла из-за занавесочки и заговорила в микрофон «специальным» своим голосом: «Наш самолет летит на высоте… Командир и экипаж корабля желают вам приятного полета…»

Лара стоит на ступеньках у «Динамо». Георгий ужасно опаздывает, но она ждет. Он подбегает неожиданно сбоку и сразу становится на колени – так он виноват перед ней!

Лара: Что вы! – Она наклоняется над ним, но он не встает. – На нас смотрят, Георгий! Я прощаю вас!

Георгий: Я так виноват, но я только сегодня прилетел. Лара: Я тоже.

Они садятся в его машину. Она опять красит губы. Трогаются с места.

– Ну, как? – вдруг спрашивает он. Ему приятно оборачиваться на нее, отвлекаясь от дороги.

Она сидит беспокойно. Она поправляет юбку на коленях. Она открывает окно, чтобы глотнуть воздуха, и опять закрывает. Она накручивает на палец волосы. Пудрится. Беспричинно улыбается или хмурится.

– Я выпила очень крепкого чая, – рассказывает она. – Так бьется сердце! Вспоминается и грустное, и веселое одновременно. У меня непонятное настроение, – тонким голосом говорит она ему.

– Ох, какой у вас вдруг писклявый голос, – смеется он. – Не делайте его таким.

– А каким?

– Низким, женским, – поясняет он. – Взрослым.

– Понятно, вам нравятся женщины со взрослыми голосами. Ох, какая скорость у вашей машины! – замечает он, сделав уже другой голос, постарше. – А я вспоминаю пляж в детстве. Я стою в такой соломенной шляпе. Потом сажусь и закапываю ноги в песок. Никого народу. Лодочная станция. Пьяный лодочник еще был. Солнце четырехчасовое, вечернее. Приезжает на велосипеде немолодой мужчина. Разбегается и бросается в воду, и с таким фырканьем плывет и в секунду превращается в точку на середине реки!..

– А что вы там делали?

Я сторожила бабушкины ковры, которые она выстирала в речке. Тогда это модно было – стирать на водоемах, – уже грустно сказала она и стала разглядывать своего кавалера. – У вас красивый профиль, – наконец сказала она свое мнение. Он повернулся к ней лицом, она тут же заметила: – И так тоже мне очень нравитесь. У вас такие глаза, как это называется? Персидские?

Он засмеялся.

Он: У тебя голос похож на голос как из… моего прошлого.

Она: Как это? На маму, что ли? Где она?

Он: Убежала.

Лара смотрит на него удивленно.

Он: Всех, кто умирает, я называю убежавшими.

Она: Как упрекаешь их прямо!

Он: Да, упрекаю. Последние годы она жила в тоске и жарила картошку на завтрак, обед и ужин, одну только картошку… с салом – и балуешь себя, и все же как будто принимаешь яд. Уносила к себе в комнату дымящуюся сковородку, словно жила в коммуналке. Лежала через стенку от меня, и я чувствовал ее тело…