Роман Добрый - Приказано Победить. Снова в бой

Сильвестров выпустил, сквозь зубы, набранный, для очередной соленой тирады, воздух. Включил боевой канал связи, и обратился сразу ко всем членам экипажа находящимся на дежурстве.

— Значит так, бойцы! Мы наткнулись на логово пиратов. Работорговля, вооруженные нападения на гражданские суда, проституция, наркоторговля — вот далеко не полный список того, чем живут подобные твари. По этому, жалости я к ним не испытываю, и вам не советую. Сейчас мы будем вдумчиво утилизировать эту падаль. Любое невыполнение приказа — буду расценивать как бунт, со всеми вытекающими. Пререканий я не потерплю! Надеюсь, вам все ясно.

— Степаныч! Через час будем. Может, отложишь маневры, пока не доберемся? — Раздался, на личном канале капитана корабля, голос старпома.

Вот черти! Сломали два сверхсекретных канала и даже не стесняются, что во-всю слушают их!

— Отставить Николаич! Приказано отдыхать? Вот и отдыхайте! С этой шушерой я и сам разберусь, да и птенцы порох понюхают.

В конце концов, им тоже опыта нужно набираться — добавил уже про себя капитан.

— Есть отдыхать! Но, ты это…. В общем, если что, в течение часа доберемся до рубки.

— Спасибо, братцы! Если, что вдруг, то… — Сельвестров разорвал связь, чувствуя, как к горлу подкатил ком.

— И так, комендор. Зачистить сектор высадки.

— Есть! Зачистить зону высадки!

— Простите, капитан. А насколько большой ущерб могут нанести нам эти товарищи? — поинтересовался, не весть, откуда взявшийся в боевой рубке, Корольков.

— Отставить выполнение боевой задачи! — Рявкнул капитан корабля.

Затем развернулся на каблуках и вопросительно, поверх головы ученого, посмотрел на вахтенного офицера. Тот в ответ изобразил пантомиму, должную означать что-то вроде: «Приказ императора! Оказывать всемерную помощь этому гражданскому! Как тут его не пропустишь?». Мда-а… мало ему сопливых кадетов, так еще и научник на голову свалился. Пришлось натягивать на лицо саму приветливую улыбку и отвечать.

— Ну что вы, профессор! Те ржавые корыта, которые болтаются у них на орбите, даже корпус не поцарапают. Будут продавливать щиты недели полторы, даже без подкачки и любых ответных действий с нашей стороны!

— Это отлично! Может быть, Вы, тогда, дадите мне два часа на подготовку оборудования и вывод моих подопечных из мнемо-сна? Это ведь такие прекрасные условия для их тренировки!

— Господин ученый, эм…

— Карл Иосифович Корольков.

— Да! Карл Иосифович. Мне моё пополнение тоже нужно тренировать….

— Прошу Вас, капитан! Если мои провалятся, то уже ваши разберут их на атомы!

Сельвестров пожевал ус. Черт, свалилось же ему на голову это проклятие! Послать бы этого головастика в темные дали, но, приказ императора!

— Будь по-вашему, профессор. Будите Вашу «надежду человечества».

— Родина Вас не забудет, Петр Степанович! — Выпалил ученый и пулей вылетел из боевой рубки.

— Ага, два раза… — уже в спину, прокомментировал его слова капитан корабля.

— Господа офицеры! Пассивное наблюдение. О любых телодвижениях вероятного противника — сообщать мне незамедлительно!

— Есть!

— Есть!

— Есть! — Посыпались доклады со всех боевых постов.

— Старпом, вы еще пасете канал?

— Обижаешь, командир! — тут же отозвался старший помощник.

— Тогда сгребайтесь и через два часа быть в боевой рубке при параде. Будете молодых натаскивать.

— Это мы с радостью, Петр Степаныч!

28 февраля 3377 года. Фронтир. За семь световых часов до орбиты планеты Х-7. Два часа двадцать пять минут спустя. Боевая рубка «Левиафана».

Я стоял в боевой рубке и чувствовал себя нашкодившим гимназистом. Вспомнилось отрочество. Наш professeur, с наисуровейшим видом, замачивал розги, собравшись хорошенько отлупить неуча.

Ни многие часы, проведенные в различных симуляторах, ни четверо суток, так называемого, мнемо-сна, не могли помочь справиться с охватившим меня треволнением. Да что там симуляторы — перед близящейся баталией в океане космическом, стыдливо отступал весь предыдущий жизненный опыт.

С мыслью о том, что ныне человечество обретается меж астрономических тел, я кое-как себя примирил. Именно, что примирился. Осознать и принять сие до конца — увольте! Чтобы было понятно, последнее, что помнится мне из жизни предшествующей — это то, как я, стоя на просоленной морской водой палубе, вглядываюсь в подзорную трубу. Силясь оценить еще трепыхающиеся силы османов.

После того я очнулся в далеком грядущем! Где мой грозный флагман «Три святителя» был страшен не более туземца с обухом, супротив береговой батареи. Словами сие — не передать. Примитивный речевой аппарат вообще не справится с этой чудовищной задачей. Описать обуревающие, просто раздирающие меня надвое, ощущения.