Сухбат Афлатуни - Тёплое лето в Бултыхах

«Лень, ну что там эта вампира сделала?»

«Ничего».

«Совсем? Она больше не выходила из двери? Так и сидела до пенсии, да?»

Леник хмыкает, но молчит.

«А я знаю, — подвигаясь к нему, — она исправилась. Исправилась?»

«Вампиры не могут исправиться», — говорит Леник, берет мою руку и притягивает к своей голове. «Потрогай, мокрая еще?»

«Мокрая. А почему не могут исправиться? Они что… Они как фашисты, да?»

«Они хуже!» — Леник вытирает голову. «Фашисты никогда не бывают бессмертными. Вообще! Сбросить на них бомбу, и все. И танками, и пулеметами их: та-та-та! Ложись!»

Хватает подушку, швыряет в меня.

Ах, так! Ну, держись…

«Чур, я за красных!» — бросаю подушку обратно.

«Вы — за красных обезьян! А мы за красных офицеров! Ба-бах!»

«Ай, отпусти! Ну больно!»

«А ты… не щекотайся! Глупая красная обезьяна… ты… нарушаешь правила!»

Мы барахтаемся на ковре.

Лицо Леника становится серьезным.

Поднимается, садится на кровать:

«Ладно… Ложись и слушай, только молча… Вампира, она тогда…»

Я быстро ложусь и крепко закрываю глаза, чтобы было страшнее. Натягиваю одеяло.

«Вампира… она там сидела, за дверью. Ей хотелось крови… Ей так хотелось крови! И она скрежетала своими острыми зубами. А слуга уже ложился спать. И тут…»

Нет, с закрытыми слишком страшно. И дышать под одеялом неудобно.

«И тут из спальни выбежала — маленькая, маленькая девочка!»

«Кто?!»

«Дочка слуги».

«Ой, зачем?! В туалет, да? Вот дура! Не могла потерпеть!»

«Значит, не могла.»

«А я бы дотерпела. Нужно волю в себе воспитывать.»

«А она — не могла, понятно? И вообще она была маленькая, поэтому выбежала… И нечаянно задела ключ!»

«Тот самый?»

«Да, который торчал в двери. И вот ключ выпал. Ба-бах! Дверь открылась, и из нее выходит… вампира! Схватила девочку и мгновенно выпила из нее всю кровь.»

Леник кусает подушку: «О, как вкусно! Какая теплая кровь!»

Я быстро натягиваю одеяло.

Слышу, как страшно стучит сердце и что-то булькает в животе.

«Лень, а слуга? Он что, бросил родную дочку? Он убежал?»

«Нет. Он просто не успел. Он вскочил, а вампира уже дочку раз, и в сторону! И на него с зубами бросилась! „О, мне не хватило, мне надо еще, еще…“».

«Беги, дурак! Беги, что стоишь?!»

«Ты че — беги? Она знаешь? Она же как метеор! Вжиу! Вжиу! И тогда он вспомнил, и — бабах!»

«Что?»

«Как ей по левому плечу!»

«Ай-и… Ты че, совсем?! Больно же, дурак!»

Отворачиваюсь, плачу.

Подползает сзади:

«Ну, хочешь, на, меня ударь».

«Возьму и ударю…»

«А-а!.. Я сказал ударь, а не пни! Уродина! Все, больше тебе никаких историй не буду до конца жизни.»

«Ну и не надо! Я сама вырасту и все в книжках прочитаю.»

«А в книжках про это нету!»

«А я в кино пойду и попрошу, чтобы специально такой фильм сняли!»

«Ага, они тебя прямо послушают».

«А вот и послушают!»

Молчим. Дождь перестает.

Где-то еще падают капли.

«Ленка, спишь?»

«Нет».

«Будешь печенье, у меня с ужина…»

«Да. А она умерла?»

«Кто?»

«Вампира».

«Ну да. Он же ее по левому плечу».

«Жалко», — жую печенье.

«Кого? Вампиру?»

«Не. Что все так кончилось».

«Ты что, это еще не конец».

«Она что, только притворилась?» — перестаю жевать.

«Нет. Она точно умерла. Только крикнула „О-о, майн гот!“ И на пол. Слуга их на тележку, ее и дочку, и на кладбище. Могилки рядом выкопал. Дочке крест поставил, а вампире просто холмик и буквы такие: „Собаке — собачья смерть!“».

«И один в королевстве остался?»

«Ну да, а ты что думала? Ходит по королевству, а кругом только могилы, скелетики разные…»

«Лень, а ты трусики себе сейчас зачем снял?»

«А ты что, подглядываешь?.. Ничего не снял! Вот… потрогай».

«Нет-нет, я не подглядываю… Ну что там слуга сделал?»

«Слуга? Ну вот, ходил, ходил. Туда пойдет, сюда. Одна только радость — на кладбище прийти и цветочки положить».

«Розы, да? Белые?»

«А из могилы принцессы, она же рядом, все время ноготь рос. Огромный! Хотел его спилить, два дня пилил, пилил, а ноготь только сильней. И вот он как-то пришел с цветами и поскользнулся. И на ноготь напоролся. „А!..A!“».

Леник бросается на спинку кровати, дергается и скатывается на пол.

«И повис на ногте, и умер. А из-под земли такой хохот: ха, ха, ха!»

Лежим, молчим.

По стеклам течет дождь.

Снова начинаем говорить, только шепотом.

«Я же сказала, что она живая, притворилась».

«Нет, она была мертвая. Просто… у нее такая психология».

«И это конец уже?»