Сухбат Афлатуни - Лотерея Справедливость

Подумав, Алекс зачеркнул слово «идиотски».

Владимир Юльевич требовал объективности, только объективности.

«Еще сотрудники не ушли — Объект стала перекладывать цветы и зайца на мой стол. Зачем? Говорит, мне ничего не нужно. Это тебе…».

Ручка остановилась. Стоит писать, что он ответил?

Зазвенел мобильник. Номер Билла.

«Алекс? Слушай внимательно. Только что забрали Акбара. Куда? На пляж! Спокойно, не дергайся; может, отпустят… Сатурн пока не трогают, работаем как раньше. Короче, нужно поговорить. Соат у тебя? Спит? Пускай спит. Сейчас за тобой Батыр заедет, поужинаем».

Голос исчез.

Мобильник лежал на ладони. Алекс вдруг почувствовал острую боль от шипов, как будто она его, наконец, догнала.

…А голубого зайца он швырнул ей в лицо.

…«Спра-вед-ли-во-сти!» — скандировали люди, когда он выходил вечером из офиса. И трясли плакатами. «Кто вернет мне мою сестру?» — было написано на одном плакате. Лицо было похоже на лицо Соат. Или ему показалось?

Как же так получилось с Акбаром?

…А недавно звонил отец и рассказывал, что стал выращивать цветы. «Да, да», — говорил Алекс. От слова «цветы» его мутило. «Расскажи лучше про картошку», — перебил он отца. «А? Картошку… какую?». «Обыкновенную!» — крикнул Алекс и вдруг испугался, что отцу уже шестьдесят два года и может в этот момент в его организме происходят какие-то неизлечимые, смертельные процессы… К счастью, отец ничего не понял и продолжал говорить о цветах и подорожавшем навозе.

Около подъезда сигналил Батыр.

Алекс. Билл.

Билл(поглаживая пальцем скатерть): Я уже заказал для вас греческий салат и курицу по-тайски с рисом. Выпивку можете заказать сами. У них неплохие белые вина.

Алекс:Что с Акбаром?

Билл:Советую заказать «Ок мусалас», полусладкое. А «Мону Лизу» не советую — чистый портвейн. Жаль, не завозят венгерские, итальянские вина… Не нервничайте, Алекс, не суетитесь. От правильно подобранного ужина зависит, каким у вас будет следующий день. Да-да. Вы случайно не помните меню Тайной Вечери? Ну, что они там ели?

Алекс:Не помню… Вино. Хлеб?

Билл(весело): Вот именно, вино и хлеб. И какой результат? В ту же ночь ученики в Гефсиманском саду, вместо того чтобы бодрствовать, заснули. Потом Петр отрекся…

Алекс:Скажите еще, что Иуда предал тоже из-за… ужина.

Билл:Кто знает… Кто знает… Хлеб, вино. Что вы можете сказать об израильских винах? Правильно, ничего. И даже не слышали о них. Ни с греческими, ни с итальянскими не сравнить. Не тот воздух, почва… Плутарх, который, кстати, был современником Христа, прекрасно понимал важность ужина. И того, что за ужином пить. Да-да. Два сочинения этому посвятил, не поленился. Не читали? Почитайте. Правда, никакой религии Плутарх после себя не оставил, не оставил…

Алекс:Билл, вы — верующий?

Билл:Я — больше, чем верующий… А вот и официант с греческим салатом.

Официант(нежно ставя салат на скатерть): Пить что-нибудь желаете?

Алекс:Да. Минеральную. Без газа!

Билл(с улыбкой): Ну-ну.

Официант уходит.

Билл(медленно пьет вино): Что, Алекс, сильно вас Соат достает?

Алекс:Вы меня за этим пригласили? Это мое личное дело.

Билл(примирительно): Алекс, Алекс… Конечно, личное. Только вот… (наклоняясь через стол к Алексу, тише). Только вот опыты с человеческой психикой — это вы тоже вашим личным делом считаете?

Официант(подходя): Курочка… в соевом соусе, по-тайски.

Ставит перед Алексом, уходит. Лоб Алекса покрывается мелкими каплями пота.

Темнота.

В темноте зеленели листья. Некоторые были просвечены фонарем и казались ярко-серыми. Под фонарями, дыша весенним воздухом, шли люди с детьми и мусорными ведрами. Им навстречу шли люди без детей и с пустыми ведрами. Дети бегали и пытались поймать мусорного котенка, чтобы помучить и напоить молоком.

Медленно поднимался месяц.

Создатель бомбы просматривал папку с надписью «Лотерея Справедливость».

Все становилось ясно. Он сам виноват. Те десять дней, пока он жил у Алекса, его расслабили; он опьянел от неожиданного уюта, опьянел от Алекса, как стареющие родители пьянеют от своих молодых детей и внуков.

У Алекса было лицо тридцатилетнего вундеркинда. Он все понимал и оставался при этом ребенком. Обаятельным, бестолковым, циничным. По ночам Алекс разговаривал во сне, жаловался в международный суд и сбрасывал с себя одеяло.