Сухбат Афлатуни - Лотерея Справедливость

Человек — существо, выделяющее время.

Поглощает он разные впечатления, объявления, предложения сбросить вес, известия о сгоревшем книжном магазине.

Поглощает разговоры в метро, зазеленевший голос урючины, ночные визиты нищих детей, утренние визиты нищих птиц, вечерние визиты самого себя в какой-нибудь кабак, где кожно-венерический голос поет про бе-е-елый танец.

Поглощая все это, человек выделяет время.

Поглощая жадными губами, глазами, ногами пространство, человек выделяет время.

Я выделяю. Тик! Ты выделяешь. Так! Он, она, оно выделяет. Тик! Длинным невидимым шлейфом — так! — тянется время за нами.

Потому что мы — тоже выделяем время. Тик… И они. Так…

Покачиваясь и бесшумно тикая, оно поднимается в небо. Сквозь вагон метро, в котором едет Алекс, сквозь шумящий над головой бетонно-глиняный купол. Сквозь ветви деревьев, сквозь тела скворцов и крылатые баклажаны самолетов.

В вечернем небе плывут сгустки времени. Разноцветные тикающие нити.

Топ… Топ…

А кто идет по улице (под плывущими в небе нитями, нитями)? Топ?

Алекс идет. Топ.

А что делает Алекс (почему в руке у него темнеют цветы, не цветы)? Топ?

Алекс — идет. Топ.

А куда идет Алекс (отчего у него такое испуганное лицо)? Топ?

Он идет домой. Топ.

А что у него дома (кроме месяца, пойманного в мышеловку окна)? Топ?

Какое вам дело… Топ….

В вечернем небе плывут сгустки времени. Разноцветные нити людей-времяпрядов. Эти нити отрываются от голов и плавают, сплетаясь, чуть повыше облака шашлычного дыма, чуть пониже облака объявлений. На закате, когда отрываются эти нити, людей посещает тоска со вкусом столовой соды. Новые нити только-только выползают из головы, маленькие, слабые.

А что у Алекса в ушах?

В ушах у него наушники.

Алекс, Алекс, дай и нам послушать, просили взгляды прохожих. Остановись, добрый Алекс, отстегни от ушей хоть один наушник, напои жаждущих, угости нотным изюмом. Мы же птицы, Алекс, птицы бескрылой породы. И ты — нашей породы. А птицы должны помогать друг другу: смажь нам больное ушко музыкой, ушко — бо-бо.

Хор:Ушко — бо-бо!

Алекс:Прохожие! С чего вы решили, что я слушаю музыку?

Хор:В лицо твое заглянули. Мы же — взгляды, Алекс, мы — сад налитых любопытством глазных яблок. Ты сам из нашего сада. А взгляды должны помогать друг другу: плюнь в наше больное ушко мелодией, ушко — вава.

Хор:Ушко — вава!

Алекс:Прохожие! С чего вы решили, что я слушаю музыку? Я слушаю запись дождя, запись тишины перед телефонным звонком; потрескивание холодильника, в котором мерзнет красное вино.

Тишина в наушниках оборвалась; зашумел оркестр.

Ну вот, думал Алекс, глядя на людей с вечерними сумками, они оказались правы. Из сумок выглядывали телескопики колбасы: люди торопились скорее наблюдать звездное небо в сияющих жиринках.

Но музыка, которая булькала в наушниках, была странной; хотя Алекс почему-то был уверен, что это она — старинная.

Музыканты в камзолах и париках топили инструменты в озере. Шумно тонул контрабас, пуская торжественные бетховенские пузыри. Долго не могли потонуть скрипки: пришлось швырять в них клавирами. Духовые, напротив, тонули быстро; хотя некоторые ненадолго всплывали, чтобы выкрикнуть из мокрого горла еще несколько нот. Музыка над тонущими инструментами стояла такая, что нельзя было разобрать, красивая она или экспериментальная.

«Нет, думал Алекс, прохожие до такой музыки еще не доросли. Они еще дети».

Хор:Да, мы — дети. Внутри каждого из нас потеет ребенок; этот ребенок дергает за ниточки, и мы поднимаем и опускаем руки. А когда он мочится — мы начинаем говорить правду. Наш внутренний ребенок требует громкой музыки — иначе у нас перестанут расти руки, ногти и зубы. Дети должны помогать друг другу, греметь и грохотать друг для друга: покрась наше больное ушко в цвет Лунной сонаты на полную громкость: ушко — вава…

Тут Хор подошел к Алексу и поздоровался. Не весь — только один человек в куртке. Алекс узнал его, это был Славяновед. Но он его не слышал из-за музыки, как раз топили ударные, музыканты выбивались из сил…

Славяновед что-то говорил и запускал ладони в широкие карманы воздуха.

Наконец, Алексу надоело это немое кино, он выковырял наушники из ушей. Жаль, недослушал, чем там закончилось: потопили они там барабан или отпустили концептуально поплавать.

— …так что не знаю, что с Веркой делать, совсем она с этой гадалкой одурела. Все меня к ней тащит.