Мария Метлицкая - Свой путь (сборник)

Словно хищная кошка, Степан мгновенно оказался рядом с Таськой и аккуратно взял ее за запястье.

– Пройдемте…

– Убери руку, не то закричу, – сказала Таська.

Выражение лица у нее один в один повторяло Тамару Александровну. Как будто обе недавно плакали, но тщательно привели себя в порядок.

Тут, совсем некстати, подошли и атташе с переводчицей. Атташе что-то спросил у Маховикова.

– Это ваши жена и дочь? – сказала переводчица.

– Э… да, это жена, а это… кхм… двоюродная племянница жены, – сказал Иван Иванович.

Таисия поздоровалась по-английски, поинтересовалась, как дела у господина атташе и как ему нравится в Советском Союзе.

– Уандерфул! – обрадовался мистер Хайтакер. – Что у вас с руками, мисс…

– Таисия, – представилась Таська.

– Таисия… – повторил атташе. – Так что?..

– Ехала на мотоцикле, неудачно затормозила, – соврала Таська. – Ничего страшного, до свадьбы заживет.

– О да, я знаю эту идиому! – обрадовался мистер Хайтакер. – Это за вами ехала «Скорая помощь»?

«Скорая помощь» он произнес по-русски, и Таська с Тамарой Александровной переглянулись.

– Нет, не за мной… – ответила девушка по-английски, а потом вполголоса сказала Спиридонову: – Миленький умер.

– Чего?! – хором спросили министерский чин и Маховиков. – Когда?!

– Сегодня.

– Простите, что вмешиваюсь, – переводчица едва поспевала за быстро говорящим американцем. – Вы говорите – «Миленький»? Это знаменитый Святослав Миленький? Я знакома с его работами. Что вы обсуждаете, мне очень интересно.

Маховиков с выражением искренней скорби сказал:

– Скончался ваш Миленький. Только что. – И порывисто обратился к Тамаре Александровне: – Как же это? Почему? Он же нестарый еще был, жить и жить…

– Я не понимать… – атташе вновь перешел на плохой русский. – Я думать, он давно умирать! У нас все думать, что он быть автор времен революция…

Таська сказала:

– Он жил здесь, около шести лет. Оставил после себя большое творческое наследие. Мистер Хайтакер, можем ли мы просить вас организовать мемориальную выставку Миленького в Соединенных Штатах?

Атташе стушевался:

– Оу… это есть неожиданное предложение в такой минута… но, полагать, это будет лучший способ помнить великий художник… ес, это решаемо. Но кто будет сопровождать выставка?

Тут снова вмешался чин:

– Стоп, машина. Я не понял, что здесь за панихида и о какой выставке идет речь. Вы об этих ужасных фотографиях, которые позорят весь Советский Союз?

– Нет, речь идет о картинах Миленького, его живописи и графике, – сказала Таська.

Она сняла с плеча папку и вытащила оттуда пять листов.

Атташе удивленно разглядывал то, чего он вообще не ожидал увидеть.

– А фотографий? – спросил он. – Фотографий ню?

– А фотографии недавно погибли в пожаре. Все, что Миленький когда-либо снял – и снимки, и негативы, – все сгорело, – ответила Таська.

Министерский чин непонимающе обернулся к Маховикову:

– Иваныч? Ты почему мне ничего не сказал? В Москве люди ждут, надеются! Большие люди! Скажи, что у тебя хотя бы немного в загашнике осталось!

По лицу Ивана Ивановича можно было понять, что в загашнике у него ничего нет.

– Твою же маму… – протянул чин. – Я фигею с тебя, Маховиков. У тебя же простая задача была – отбирать снимки и отправлять мне, неужели так трудно проконтролировать?! Не переводи это! – рявкнул чин переводчице. – Короче, Иваныч, сроку тебе до завтра. Или ты…

– Виктор Григорьевич, разрешите обратиться, – сказал вдруг Спиридонов.

– Что такое?

– В сторонку можно?

Недовольный Виктор Григорьевич отошел со Степаном к окну.

– Говори.

– Я по долгу службы изъял все фотографии Миленького до пожара.

– Что?! – Министерский чин ошалело посмотрел на лейтенанта.

– Они у меня в номере сейчас, полный чемодан. Если они вам так нужны, готов передать вам лично.

– Изъятие документально оформил?

– Никак нет. Да как оформить – свалка же, говнище кругом.

– Ровно через час доставишь ко мне. Только смотри, без этих ваших чекистских подъебок, я отбоярюсь в любом случае, а тебе за отсутствие ордера на изъятие голову открутят. Все понял?

– Разрешите просьбу?

Пока они разговаривали, Маховиков с Тамарой Александровной, Таськой, переводчицей и американцем обсуждали картины.

– По-моему, это мазня, – сказал Маховиков, отводя глаза от сверлящего взгляда супруги.

– Нет, что вы, – возражал Хайтакер, хотя, судя по его лицу, он был полностью согласен с Иваном Ивановичем.