Мария Метлицкая - Фиалки на десерт (сборник)

Алевтина, нахмурившись, бросила:

– А кто-то вообще не может родить! Мечтает, а не получается! Бьется, старается, лечится. А все никак! А некоторые – она замолчала и с осуждением посмотрела на соседку, – а некоторые все про своих козлов думают! Как бы им угодить! И счастья своего не понимают! Дуры потому что. – И она в упор посмотрела на Таню, ожидая от нее поддержки.

Таня растерялась, но осторожно кивнула.

Мальчик, ее сын, и не думал просыпаться – на его крошечном личике то и дело появлялись смешные гримасы – он морщил лобик, сводил еле заметные белесые бровки, кривил ротик, собираясь заплакать.

Алевтина, видя соседкину неловкость, со вздохом отложила своего сына и подошла к Тане.

– Буди! – приказала она. – Трепли за щеку и буди! А не то унесут голодного, сама понимаешь!

Таня действительно потрепала мальчика за щеку, и он, словно обидевшись, тихо захныкал и приоткрыл рот. Алевтина ловко засунула ему Танин сосок, и мальчик – вот чудеса! – начал сначала осторожно, а потом все стремительней и сильней жадно присасываться к груди.

Таня замерла от восторга и боли. И непонятно, что было сильнее и ярче – нестерпимая боль в соске или огромная, затопляющая ее всю, непостижимая радость – она впервые кормила своего сына! Они – впервые! – были единым целым! Они впервые слились, срослись и были неразделимы друг от друга. Казалось, никакая сила не может их растащить, разъединить, разлучить.

Этот восторг, это открытие так потрясло Таню, что в ту ночь она не смогла уснуть – смотрела на часы и считала минуты до следующей встречи с сыном. До новых открытий. И нового, ни с чем не сравнимого счастья.

Мама появилась в тот же день – Тане принесли передачу и длинное, на три страницы, письмо.

В письме были, конечно же, и поздравления, и восхищения, и бесконечные эмоции, и восторги. Но имелись и указания. Как беречь грудь – не дай бог, мастит. Как кормить младенца. Что есть самой. И бесконечные вопросы: не дует ли из окна? заходит ли Лора Петровна? не докучают ли соседки по палате? И еще много чего – мама есть мама.

Потом она стояла под окном и рядом с ней стоял Миша – смущенный, неловкий, неуклюжий, словно медведь. Мама махала руками, что-то кричала, но Таня не слышала – четвертый этаж.

Папа приехал на следующий день и сокрушался, что «не взяли виноград и пирожные».

Алевтина засмеялась и махнула рукой:

– Мужики! Ни черта ведь не смыслят! Мой знаешь что приволок? Колбасы! Копченой, ну, как тебе? Совсем без мозгов! Еще бы сала припер!

Тамара, услышав все это, коротко и бурно расплакалась – ее муж в роддом не пришел.

Выписывали на пятый день. Алевтина уже выписалась, и на ее место положили «свеженькую» мамочку – немолодую женщину по имени Зина.

Зина родила «для себя», то есть без мужа.

– А чего ждать-то? – объяснила она. – Мне уже тридцать шесть – куда больше? Мужа нет и, скорее всего, не будет, – грустно констатировала она и тут же развеселилась: – Зато теперь дочка есть! И мне уже жить не так страшно! Дочка – это же счастье какое! Всегда будет при мне, не то что пацан! Эти ведь – гости в родительском доме! А дочка никуда не денется, всегда будет при мамке! Да, Том? – спросила наивная Зина соседку.

Тамара резко встала с кровати и вышла за дверь.

Таню встречало все семейство – мама с Мишей и папа с Лилей.

Лиля была бледная, похудевшая и очень тихая – никаких шуток и анекдотов.

А мама тут же схватила кулек с внуком и не выпускала его из рук.

Откинув покрывало, она долго и внимательно рассматривала младенца и наконец выдала – наш! Вылитый ты, Евгений! Уж и не знаю – хорошо это или плохо…

Все дружно засмеялись.

Дома был накрыт стол. Младенца уложили в Танину комнату и сели отмечать. Таня заметила, что папа отодвинул от Лили бутылку и рюмку. Та испуганно вздрогнула и опустила глаза. Мама и Миша переглянулись.

Потом Таню, конечно, все поздравляли и, наконец, стали обсуждать имя младенца. Все предлагали свое – особенно активничала мама. Даже Лиля вмешалась – предложила назвать мальчика Максимом – это модно.

Но Таня отвергла все варианты:

– Митька! – сказала она. – Его уже зовут Митька, вы уж простите!

– Самостоятельная, – хмыкнул папа. – И при чем тут Митька, вообще? Не нравится Андрей, в честь маминого отца, – пожалуйста! Хотя маму могла бы уважить! Но был еще и мой отец, между прочим! Сергей Николаевич. Или это тоже тебе не подходит?

Все замерли и посмотрели на Таню.

– Митька, – тихо, но внятно и решительно повторила она. – Он будет Митька. Точнее – он уже есть.