Ирина Кедрова - Жизненный круг

Мама – замечательная, заботливая мама – всю ночь колдовала над платьем, а к утру оно висело на стуле перед кроватью дочери, без пятна. В этом платье Люда пришла на школьный вечер, и ребята восхищались ею, говоря, что на праздник к ним вернулась Золушка. Только Таня, как всегда красивая и яркая, ничего не сказала подружке, будто и не замечала ее, весело танцуя с мальчишками из восьмого класса. Одноклассники к ней не подходили, даже Серега ее сторонился, и это казалось странным, поскольку все знали: он влюблен в Татьяну.

Людочка спускалась по лестнице. Внизу раздавались голоса Сереги и Татьяны.

– Зачем ты заставила Ленку платье испортить? – прозвучал его недовольный голос.

– С чего ты решил? Мне больше заняться нечем? – нервно рассмеялась Таня. – Может, это не она вовсе, а Катька, например?

– Тань, не притворяйся. Я видел, как Ленка это сделала.

– Да? – в голосе Людиной подруги прозвучали недовольные нотки. – А что же ты не рассказал об этом? Мы бы ее пропесочили как надо.

– Она сама бы до этого не додумалась.

– А может, она из зависти это сделала?

– Тань, ты же знаешь: Ленка не завистлива.

– А кто – я завистлива? – в вопросе Татьяны прозвучала угроза.

– Наверное, раз научила ее, – жестко отрезал Сергей.

– Я ее не учила, – после некоторого молчания Татьяна продолжила, – запомни, Карасев: я никогда и никого ничему не учу. У меня своих дел полно. Так что, пока, Карасик.

По лестнице послышались шаги, бегущие вверх. Люда и Татьяна встретились на лестничном пролете.

– Это ты? Подслушиваешь? – зло произнесла Татьяна.

– Нет, – ответила Людочка и побежала от подруги вниз по лестнице. Если бы на пути разверзлась пропасть, она бы кинулась в эту пропасть, лишь бы ничего не говорить.

– Дура, – услышала вслед.

– Слушай, Егорова, – догнал ее Серега у выхода из школы, – я знаю, кто твое платье испортил.

– Я тоже знаю, и не хочу об этом говорить.

Люда бежала домой, от школы, от подруги своей задушевной, от Карасева, который, как и она, очевидно, раздавлен происшедшим. Закончилась ее дружба, длившаяся много лет. Дружба, в которой она исполняла роль второго плана, прекратилась, как только она попыталась стать первой. Говорят, друзья познаются в беде. Людочка теперь знала: они познаются и в радости. Принять радость подруги, не спугнуть ее удачу, не залить ложкой дегтя ее бочку счастья, порадоваться вместе с ней – Людочка это умела, а ее задушевная подруга на такое оказалась неспособна.

После зимних каникул Таня Завьялова в класс не пришла. Родители перевели ее в другую школу, ориентированную на эстетическое развитие учащихся. Наверное, там она могла с большей возможностью проявить свои творческие способности. В классе ее забыли быстро, только Серега и Люда остро переживали первое разочарование в людях.

Восьмиклассники гудели в преддверии выпускных экзаменов и определении своего будущего. Кто-то планировал идти в девятый класс, кто-то спешил покинуть школу и перейти в ПТУ или техникум. Когда в их класс пришел агитатор из экономического техникума, Люда подробно записала условия поступления, и твердо решила идти туда, поскольку там вместе с профессией быстрее приобретет она взрослость. Да и стипендия, пусть небольшая, совсем не помешает.

– Зачем тебе техникум? – спросил Женька. – Ты же хорошо учишься, тебя в девятый класс возьмут.

– Ты же из школы уходишь? – ответила она вопросом.

– Я – другое дело. Мне надо матери помогать. Брат в армии, вернется – женится. Буду на слесаря учиться, степуху получать, на заводе подрабатывать. Мне самостоятельность нужна. А тебе учиться надо. Ты – умная.

– И я хочу быть самостоятельной. Через четыре года приду на твой завод бухгалтером.

Женька промолчал. Не знал он, как сказать этой девушке, что она ему нравится с первого класса, с того самого дня, как посадила их Татьяна Сергеевна за одну парту. Каждый день, приходя в школу, видел ее добрые глаза и тоненькие косички. Дергал за косички, а она не понимала: так проявлял он свою детскую любовь. Списывая у Люды контрольные и диктанты, присаживался к ней близко-близко, случайно касаясь локтем и чувствуя, как исходит от нее тепло, разливается по нему и его заполняет. Сказать кому – засмеют: девчонки глупо захихикают, парни наговорят гадостей, взрослые начнут учить. И молчал он все эти годы, оберегая свое мальчишеское чувство, никого в него не пуская.

Теперь Люда уходит из его жизни навсегда: не будет больше совместных уроков и списываний, не исполнится его глупая мечта, в которой «она тонет, а он ее спасает». Иногда он провожал ее после уроков и жалел, что дом, в котором она жила, стоит всего в пяти шагах от школы. Если бы пришлось провожать через весь город, или даже страну, он шел бы за ней без оглядки. Эта девочка была строга к мальчишкам и воздушна в мыслях. Обидеть ее недобрым словом невозможно. Так думал он и молчал, глупо краснея и злясь на себя.