Филипп Ванденберг - Гладиатор

– Я видел в жизни многое, но люди, добровольно стремящиеся к смерти, представляют для меня загадку, – сказал он философу.

Сенека по собственной воле удалился в свое сельское поместье, расположенное в Кампании, милях в четырех от ворот Рима. Он по-прежнему пользовался огромным авторитетом, но связывать свое имя с политикой Нерона больше не хотел.

– Казнь Павла и Петра, их вожаков, – сказал Сенека, – спокойствие, с которым они пошли на смерть, стали примером для всех христиан. Эти люди продемонстрировали своим сторонникам твердую веру в то, что проповедовали.

– А в чем, собственно, она состоит?

– Их пророк, некий Иисус, казненный при Тиберии, утверждал, что Его царство не от мира сего и что только смерть принесет Его последователям избавление. Этот Иисус опередил их в смерти, и теперь все остальные с нетерпением ждут ее в надежде на лучшую жизнь.

– Но это же бессмыслица. Или ты другого мнения?

– Бессмыслица или нет, кто может это сказать? Мне кажется, что христиане не так уж далеки от учения стоиков. Я тоже верю, что наша жизнь – лишь преддверие к настоящей, вечной жизни. И для меня миг смерти – это миг настоящего рождения. И то, насколько добродетельны мы в этой жизни, определяет нашу судьбу в жизни будущей.

Слова философа, похоже, привели Тигеллина в ужас.

– Ты говоришь почти то же, что и христиане. Быть может, ты один из них?

Рассмеявшись, что случалось крайне редко, Сенека ответил:

– Своим отечеством я считаю стою , крытую галерею на афинском рынке, где Зенон из Китиона учил, что все в природе руководствуется здравым смыслом. Мои учителя – Аттал и Сотион. Я родился в Испании, тем не менее я почти грек. Я живу и мыслю на греческий лад. Такое старое дерево, как я, невозможно пересадить. Даже если сделать это, оно засохнет.

– Мудрые слова, – ответил Тигеллин, – но мне они, увы, мало чем помогают. Что мне делать с христианами?

– Поступай с ними так, как предписывает закон, но перед этим посоветуйся со своей совестью, правильно ли ты его понимаешь.

– Закон есть закон, – резко проговорил Тигеллин. – Помимо всего прочего, я говорю не о букве закона, а о воле императора. Император – это и есть закон…

– А поскольку император – игрушка в руках своих советников, – перебил Сенека, – ты можешь с равным успехом сказать, что советники – это и есть закон.

– Ты за или против императора? – все тем же резким тоном спросил Тигеллин.

Сенека ответил, как и всегда, спокойно и устало:

– Судьба связала меня с Нероном, когда ему было одиннадцать лет. Я научил его читать, писать и, не в последнюю очередь, думать. Если сегодня Греция – страна, к которой обращены его мечты, это вовсе не дело случая. Это я познакомил императора с греческими искусством и философией. Я вылепил его, как скульптор лепит статую. Только лепил я не тело его, а душу. Не глупо ли спрашивать у меня, за или против я императора? С равным успехом ты мог бы спросить, за или против я самого себя.

– Почему же тогда ты удалился от императора? Почему с недоверием наблюдаешь издалека за его деятельностью?

– Это я охотно объясню, – ответил Сенека. – Мне шестьдесят лет. Долгие годы я был настолько тяжело болен, что Калигула вычеркнул меня из списка смертников, решив, что нет смысла казнить и без того полумертвого человека. При Клавдии я семь лет провел в изгнании на Корсике. И теперь у меня уже просто нет сил бороться с вами, молодыми, с вами, контролирующими каждый шаг императора, с вами, думающими лишь о собственном благосостоянии, а не о благе государства.

– С тобой дело обстояло не иначе, – парировал Тигеллин. – Каждой собаке известно, что за время службы императору ты увеличил свое состояние на триста миллионов сестерциев.

– Не стану этого отрицать, – ответил философ. – Но я отличаюсь от вас в одном, причем самом существенном. Вы, советники императора, только и думаете о том, как бы набить свои карманы за его счет. Я же пытался отказываться, когда Нерон столь щедро вознаграждал меня. Совсем недавно я просил у императора позволения вернуть все полученные от него дары. Он отклонил мою просьбу.

– Тем постыднее то, что ты пытаешься нанести своему императору удар в спину… – Сенека вопросительно посмотрел на Тигеллина, а тот продолжал: – Мои шпионы докладывают, что ты связан с группой аристократов, готовящих заговор против императора. Нам удалось схватить одну из заговорщиц, но даже под пыткой раскаленным железом она не выдала своих сообщников.