Филипп Ванденберг - Гладиатор

Менее удачливым оказался актер Мнестер. Разорвав на себе одежду, он показывал рубцы на своем теле, выкрикивая: «Мессалина плетью заставила меня заниматься с нею любовью, а к заговору я не имею никакого отношения!» Поначалу Клавдий, казалось, был тронут. Советники, однако, сумели переубедить его, объяснив, что удары плетью бывают зачастую всего лишь частью любовных игр. Педераст Цезоний нашел понимание у судей, заявив в свою защиту, что хотя и принимал участие во всех оргиях Мессалины, но отнюдь не как полноправный участник. Он должен был только лишь обслуживать тех, кто имел подобные же извращенные склонности.

До Вителлия дело дошло в последнюю очередь.

– Почему ты бежал из школы гладиаторов? – спросил претор.

Вителлий отчаянно старался найти подходящий ответ. Куда бы он ни глянул, повсюду его окружали враждебные лица. Он сглотнул и еще прежде, чем успел проговорить хоть слово, услышал резкий голос претора:

– Ты молчишь, Вителлий, стало быть, у тебя есть причины не отвечать на мой вопрос. Вряд ли только это пойдет тебе на пользу.

– Я не имею ничего общего с заговором, – поспешно произнес Вителлий, – даже если обстоятельства говорят не в мою пользу. Я простой человек из Бононии…

– Ты, значит, один из тех недовольных, которые во всех провинциях империи подымают голову против власти, которые, будучи низкими по рождению, присваивают себе права благородных, один из тех, кто считает, что все люди должны быть равны.

– Нет, – ответил Вителлий, – как и подобает римскому гражданину, я всегда уважал закон и ни разу не преступал его. Я сумею защититься против обвинений, потому что моя совесть чиста.

– Тогда объясни причину своего бегства!

– По сути дела, это единственный проступок, в котором я повинен. Зная, как враждебно относятся ко мне другие гладиаторы, я бежал, опасаясь, что непременно буду в чем-либо обвинен.

– А почему ты бежал именно за Тибр, к иудеям? Каждый в Риме знает, что за подозрительный сброд гнездится по ту сторону Тибра. И особенно это относится к иудеям, потому что они не признают наших богов и не почитают нашего императора, хотя одновременно желают пользоваться всеми благами подданных Римской империи. Ты оказался заодно с ними. Это государственная измена!

Государственная измена! В поисках поддержки Вителлий огляделся вокруг, но встретил лишь враждебность или равнодушие. Судьи переговаривались между собой, кое-кто из зрителей играл в кости. Похоже было, что приговор заранее предрешен и все происходящее сводится к отбыванию неприятной повинности.

Вителлий, однако, не сдавался.

– Я готов признать, что хотел укрыться у иудеев до тех пор, пока все забудут о моем побеге. Никаких других причин у меня не было.

– Каким же образом ты вступил в преступные отношения с этим сбродом?

Вителлий замялся. Назвать ли имя Ребекки? Безусловно, это могло бы облегчить тяжесть обвинения, но нельзя втягивать девушку в эту историю.

– Твое молчание само по себе говорит о многом, – прозвучал голос претора. – У терпения нашего существует предел. Полагаю, ты захочешь объяснить нам свои отношения с Мессалиной. Не так уж часто случается, что юноша из провинции приходит в Рим и тут же оказывается в постели супруги императора. Это можно объяснить лишь тем, что ты принадлежал к шайке заговорщиков, сплотившихся вокруг Руфуса, Вергилиана и им подобных. Введи свидетелей, центурион!

Свидетели были даже слишком хорошо знакомы Вителлию. Это были Пугнакс и одна из служанок Мессалины.

– Знаешь ли ты этого человека? – обратился к ней претор.

– Да, – ответила рабыня, – я видела его у моей госпожи. В дом его привели какие-то гладиаторы. Руфус и другие тоже были тогда в доме. Позже я слышала, как он развлекался с госпожой в постели.

Публика начала перешептываться.

– К Мессалине меня привели силой! – крикнул Вителлий. – Меня при этом били и всячески истязали…

– Ты утверждаешь, стало быть, что Мессалина вылавливала для себя подобных тебе людишек. Такая выдумка могла родиться в голове совсем недавно прибывшего из провинции юноши.

– Это правда!

– Правда? Твоя защита сводится к сплошной цепи нелепиц, выдумок и лжи. Для меня ясно, что ты поддерживал связь с Мессалиной и что это было возможно только потому, что ты принадлежал к числу заговорщиков.

– Я не заговорщик!

В голосе Вителлия звучало все большее отчаяние. От бессильного гнева на глазах у него выступили слезы. Прижав к груди скованные руки, он жадно ловил ртом воздух.