Йоханнес Зиммель - И даже когда я смеюсь, я должен плакать…

Все это Миша знает.

— Как вы попали в Багдад? — стучит он.

— В январе этого года, — отвечает генеральный секретарь, — Саддам Хусейн заманил нас сюда обещаниями… и сразу же бросил в тюрьму… Мы попали в ловушку, как и вы… Вы молчите, мы молчим… как долго еще?

В этот момент Мишину камеру отпирают. В дверях стоят двое иракских солдат.

— Пошли! Допрос!

На этот раз доктор Треггер смотрит умоляюще, в левом уголке его рта непрерывно подергивается нерв, — горестная картина.

Исчезли ли у Миши его сомнения?

Нет, говорит он. Он не может сказать «да». Начинаются непрерывные допросы. Днем и ночью. В какой-то момент Треггер исчезает. Допрашивающие меняются. Всякий раз кто-нибудь осведомляется о Мишиной совести, и Миша бормочет, что он ничего не может поделать. Наконец, он теряет сознание. На один день его оставляют в покое. Потом его снова приводят в комнату допросов.

Офицер со стеклянным глазом говорит ему, что теперь они некоторое время не увидятся. Они не садисты, у него не должно создаваться такое впечатление. Им только нужна новая бомба. Чтобы участвовать в ее создании, Миша должен избавиться от своей совести. Он наверняка сделает это после отдыха и размышлений в отличном санатории.

— Теперь возвращайтесь в камеру, профессор Волков! Завтра утром в путь. Счастливого пути!

В своей камере Миша сразу же начинает стучать. Его должны перевести в санаторий, сообщает он генеральному секретарю.

— Алла, иншалла! — стучит тот в ответ. — Они отправляют туда каждого, с кем им здесь не удается ничего поделать… Это так называемый Санаторий Правды, далеко отсюда… в пустыне за городом Ар-Рамади…

— Что там делают? — стучит Миша.

— Они испытывают различные новые медикаменты… Когда-нибудь вы все расскажете… все… У этих медикаментов чудовищное действие.

— Почему меня только теперь туда посылают?

— Новые медикаменты небезопасны… поэтому их используют в крайнем случае.

— Понимаю, — стучит Миша. Значит, есть две возможности: либо медикаменты меня угробят, либо я просто расскажу все. Если они меня угробят, это хорошо, если они меня не угробят, я расскажу, что я сантехник Миша Кафанке из Ротбухена возле Берлина. Это я говорил Треггеру сразу же после моего прибытия в эту прекрасную страну. Тот мне не поверил.

Что же они сделали с Треггером? Он верно служил им одиннадцать лет. Но когда речь идет о таком важном деле, как супербомба, которая может убить много людей, может быть, миллион, нельзя прощать никаких ошибок, думает Миша. А этот Треггер уже немножко промахнулся с моей покупкой, я имею в виду профессора Волкова. Он хотел его, а получил меня, бедняга! Ему наверняка нелегко приходилось все эти одиннадцать лет здесь, да, у каждого из нас свои заботы, может быть, он уже на небесах… Он был не хуже других людей, Треггер, ни один из нас ни на йоту не лучше, чем это абсолютно необходимо…

Нет! Все! Хватит!

Это сочувствие всем людям на свете я должен себе строжайше запретить! Что же они сделают со мной, если я выживу в этом Санатории Правды и все расскажу? Тут опять есть две возможности: либо они меня сразу убьют, как только узнают правду, тогда это хорошо, либо они подумают, что на меня не действуют даже их чудесные медикаменты, и опять вернут меня сюда. Тогда возникают две возможности: либо они сделают все, что могут, при помощи пыток, либо…

Дверь камеры отворяется.

В дверях стоят два солдата и офицер.

— Завтра рано утром вас переводят, профессор Волков, — говорит офицер на хорошем английском. — Пожалуйста, пройдемте в камеру хранения, вы должны взять с собой ваш багаж! Мы придаем большое значение тому, чтобы вы сразу же проверили содержимое чемоданов, — все ли на месте.

Миша подтягивает брюки и следует за офицером в камеру хранения. Нет, здесь не воруют. Здесь убивают. В камере хранения лежат три его чемодана, и Миша проверяет содержимое. Действительно, все на месте. Даже его маленький радиоприемник От этого Миша чувствует себя очень счастливым. Его радио! Но где…

— А вот чертежи вашего чудо-клозета, — говорит офицер. — Они еще имеют значение?

Что за вопрос! Ах, да, он имеет в виду, что с ним все кончено, теперь они ему больше не нужны. А две возможности? А мужество и надежда? Ах, Соня, чудесная гадалка с Белорусского вокзала, я тебя не подведу!

— Конечно, для меня чертежи имеют значение! — кричит Миша.

Офицер кладет их в чемодан.

— Пожалуйста, профессор Волков, какое невероятное счастье для отечества, что вы даруете нам экологический клозет.