Тонино Гуэрра - Амаркорд. И плывет корабль

— Миранда! Миранда!

Жена появляется на пороге не сразу.

— Кто запер калитку? — разъяренно рычит Амедео.

— Я.

— Так-растак-перетак!

Миранда спускается по ступенькам и подходит к мужу.

— Сегодня тебе лучше не выходить…

Неожиданно, словно только сейчас заметила, она развязывает и снимает с шеи мужа черный анархистский бант.

— Нечего красоваться.

— Ты что, думаешь, я испугался этих собравшихся на площади тараканов? Хватит, давай сюда ключ.

Миранда молча идет к дому, унося бант.

Муж окликает ее:

— Миранда!

Но она даже не оборачивается. Тогда он принимается вышагивать взад-вперед по садику, изливая в громких проклятиях переполняющие его горечь и ярость.

— Это просто неслыханно — запирать меня каждый раз дома, когда эти подонки устраивают свои вонючие демонстрации! Это верх издевательства над человеком!

Вдруг он останавливается и, оглядывая крошечный участок, отведенный под огород, замечает:

— Если тут не поливать, пропадет весь салат. Миранда!

Между тем из здания вокзала выходит на маленькую, залитую солнцем площадь все окружающее Федерале начальство, а следом — военизированные отряды. Федерале, словно что-то вдруг вспомнив, припускается бегом. За ним трусят рысцой все остальные.

Вдоль бульвара выстроились жители городка. Они рукоплещут. Болтаются вывешенные из окон флаги. Такое впечатление, что по мостовой, извиваясь, быстро ползет длинная черная змея. Звучит фанфара, задавая ритм бегу. Крупным планом перед нами лицо Шишки, который, задыхаясь, на ходу докладывает:

— Девяносто девять процентов населения записано в члены фашистской партии… У нас имеется… тысяча двести авангардистов и балилл… три тысячи Юных итальянок, четыре тысячи Сыновей волчицы… двенадцать тысяч фашистов… сорок четыре многодетные семьи…

Его физиономию сменяет вспотевшее лицо учительницы Леонардис. Она тоже с трудом переводит дыхание.

— Это изумительно… такой энтузиазм… он делает нас юными и в то же время древними-предревними. Юными — потому что фашизм омолодил нашу кровь своими светлыми идеалами… Древними — потому что… никогда еще так глубоко, как сейчас, мы не чувствовали себя сыновьями и дочерьми Рима…

Дешевка, который бежит в составе взвода фашистской милиции, орет во всю глотку, сопровождая свои слова выразительным жестом:

— Я вам одно скажу: по части баб Муссолини будь здоров!

Немного спустя на большом зеленом поле Юные итальянки выполняют в танцевальном ритме гимнастические упражнения по команде учителя физкультуры, стоящего на деревянной подставке с края поля.

— Р-р-раз, два, три, четыре… Пауза… Р-р-раз, два, три, четыре!..

Боже, до чего изящны движения Нардини! Руки ее движутся легко, словно молоточки по струнам фортепьяно. Бобо, стоя у кромки поля, внимательно, с восхищенным, мечтательным выражением наблюдает за ней. Наверно, сам того не замечая, он тоже плавно взмахивает руками, повторяя каждый жест Нардини.

Громкие аплодисменты с трибун, переполненных зрителями и представителями власти, награждают выступление Юных итальянок. Быстро построившись в колонну, они покидают поле.

А с краю уже выстроились авангардисты в трусах и майках; свою форму они сложили в сторонке аккуратными кучками, в одну линию, параллельную кромке поля. Среди них и Бобо. Маршируя с воинственным видом, под предводительством учителя, выходят они на зеленый прямоугольник. Воцарившуюся тишину нарушают отрывистые команды:

— Напра-а-во! Шаго-ом марш!

Отряд направляется прямо к трибунам. Но Бобо по ошибке в полном одиночестве вышагивает в противоположном направлении. Публика смеется. Кто-то из товарищей, скривив рот, окликает его:

— Бобо! Эй, Бобо!!!

Бобо в испуге и смущении поворачивается налево кругом. Поспешно, осыпаемый бранью, занимает свое место в рядах.

Отряд делится на три колонны, которые располагаются треугольником вдоль разложенной в середине поля огромной гирлянды цветов. Авангардисты наклоняются и начинают поднимать вверх на вытянутых руках эту колоссальную гирлянду.

По мере того как гирлянда поднимается, зрители видят, что это гигантский портрет дуче, составленный из многих тысяч цветов разных красок и оттенков. Темные цветы — для каски, шей, бровей и глаз, розовые — для губ, телесного цвета — для кожи лица, зеленые листья — для воротника мундира. В воздухе раздаются оглушительные аплодисменты — такие громкие, что заставляют трепетать лепестки несметного множества цветов, образующих портрет.