Сергей Петров - Тест на блондинку (сборник)

И нечего тут смеяться! Потому что впечатлительным людям чужое – не лучше своего. Вот у них в группе одна впечатлительная девочка потеряла сознание при виде снятия операционных швов, а пациент ничего такого не потерял, хотя больно было именно ему. И не то, чтобы он был какой-нибудь героический атаман, наоборот – худенький и лысенький, и страшно скулил и сучил ножками, пока хирург вытягивал из полузасохшего шва окровавленные нитки. А девочка на это смотрела, смотрела, потом побледнела, застонала – и хлоп на кафель. Хирург уложил её на кушетку, дал нюхнуть аммиака, а уж потом вернулся к больному и снова стал тянуть из него жилы.

Так что какое-то там запястье у старухи – фигня просто. Лариса только вообразила скользкую дорогу в травмопункт, причем визовский, стужу, не унимающую боли, и резкий окрик хирурга: «Ну разогни, кому говорят! Разогни, неправильно срастётся, ну!»

Но, впрочем, это происходило уже в автобусе, где Ларису неловко прижало к поручню поясницей, почти на излом. Рядом дышал густым алкоголем прямо в ухо симпатичный, несмотря на прыщавость, юноша в собачьей шапке. Его партизанская рука двигалась, а дыхание прерывалось. Ощутив робкое прикосновение к бёдрам, Лариса ловко двинула тазом в сторону соседа и ощутила крепость толчка, пришедшегося как раз. Юноша подавился и стал беспокойно переступать с ноги на ногу. Автобус шёл в центр.

Колготок, за которыми она, собственно, и ездила (просто это плохая примета – говорить куда, а то не получится), Лариса не купила. Попалась на глаза эта противная пластиночка, то есть она не противная, а замечательная, только из-за неё не осталось денег.

Лариса стояла в комнате спиной к батарее, прижав одну ногу к её горячим облупленным рёбрам. Комната, тускло освещенная слабой лампочкой на потолке, была чиста и пуста, на столе лежала записочка, желавшая ей хорошо встретить праздник и забрать в 39-й комнате Наташкины конспекты для Минзифы, потому что она будет рожать и хочет до этого сдать хоть часть экзаменов.

Когда сквозь дырочку в капроне стало жечь пятку, Лариса попыталась отойти от батареи, но не тут-то было, потому что пятка успела как-то застрять между рёбрами батареи, и она долго её вынимала разными обманными движениями ноги и успела обжечься. Подпрыгивая на одной ножке, стала расстегивать кнопки на пальто ещё плохо гнущимися пальцами.

До ночи было долго. Подружки разъехались. Новая пластинка радовала только отчасти – проигрывателя-то нету, а читать надписи скоро надоест, и всё равно будешь весь вечер слушать «Ласковый май» из-за стены, вот тебе и весь вечер трудного дня.

Лариса вздохнула и стала раздеваться дальше. На глаза ей попалось зеркало, откуда глянула черноглазая красотка с пылающими щеками. «Славная! – подумала она. – Снять лифак, что ль?» Сняв и убедившись, что с голыми-то сисечками ещё в сто раз красивее, она услышала, что дверь открылась.

На пороге стоял длинновязый студент Смычков и, быстро расплываясь в улыбке, спросил:

– К вам можно?

Лариса повернулась к нему спиной и, прикрыв млечные железы руками, ответила:

– Выйди вон, скотина.

Студент Смычков шумно плюхнулся на пол и, вытянув длинные ноги в разваливающихся тапочках, промурлыкал:

– Лариса, ведь ты сестрёнка мне, Оленька! И как же ты меня не любишь, не жалеешь?

– Серёженька, я тебя очень люблю и особенно очень жалею, но выйди из комнаты, а? Видишь, тут голая женщина… – сказала Лариса, глядя в чёрное окно, за которым прожекторы стадиона не могли развеять морозного тумана.

– Я мэн крутой, я круче всех мужчин! – заметил Смычков и зажёг окурок папиросы.

– Да уберёшься ты или нет?! – вспылила Лариса и, отняв руки от груди, подняла с пола тяжеленный второй том анатомического атласа Синельникова и угрозила им Смычкову, замахнувшись с намерением опустить на вражескую голову. Глаза её вспыхнули неземным светом, а тяжёлые круглые украшения всех женщин чарующе качнулись перед носом Смычкова. Он вскочил на ноги и, выбежав за дверь, со стуком её захлопнул.

– И не приходи больше никогда и нигде! – крикнула она вслед.

– Свят, свят, свят… – пробормотал за дверью студент и, пригласив её в гости, ушел восвояси.

Лариса подошла к зеркалу и снова замахнулась фолиантом. Получилось страшновато и красиво. Она бросила Синельникова на кровать и накинула халатик. Она присела и немножко почитала конверт пластинки – «Кэнт Бай Ми Лов», «Эни Тайм Эт Олл» – и вдруг подумала, что шут с ними, с колготками, а вот что-нибудь съедобное точно нужно было купить. В этот самый миг за стенкой включили – ну, что она говорила! – запись группы «Ласковый май». Он так любит целовать и гладить розы, что уже не может сдерживаться даже при посторонних. И так третий год подряд! Лариса выключила свет, запахнула халат и, шлёпая тапками по линолеуму, пошла к Алёне.