Вячеслав Шишков - Угрюм-река. Книга 2

Все в том же роде. И вот сейчас, в эту глухую ночь, она вписала: “…Догорели огни, облетели цветы”. Бедное мое сердце чует, что Нина выйдет за Протасова. Она умная. И, кроме того, у меня есть на этот счет данные. А мне, бедненькой, кто ж? Парчевский? Эх, фифка, фифка! Уксусу не хватает в моей жизни. Уксусу!!»

Она разделась, не молившись Богу, бросилась в кровать и стала не совсем скромно думать о Парчевском.

А Парчевский меж тем уже два часа сидит у пристава.

Пили поздний чай. Пристав пыхтел. Разговор сразу перешел на событие. Пристав был в шелковой, вышитой Наденькой голубой рубашке с пояском и походил на разжиревшего кабатчика. Поставив на ладонь блюдце, он подул на горячий чай.

– Я вам, Владислав Викентьич, доверяю, – сказал он. – Вы – наш. А этот прохиндей Протасов – ого-го! Это штучка, я вам доложу.

– Вполне согласен…

– И ежели, боже упаси, он вскружит голову хозяйке, – а это вполне возможно, – ну, тогда… сами понимаете… Ни мне, ни вам… Да он меня со свету сживет.

– Не бойтесь, – сказал Парчевский. – Моему дяде кой-что известно про Протасова. Он же якобинец, социалист чистейшей марки.

– Правда, правда, – подхватила Наденька. – Я ж сама видела, как он ночью со сборища выходил…

– Да он ли?

– Он, он, он!.. Что? Меня провести? Фига!

Пан Парчевский чуть поморщился от грубой фразы Наденьки.

– Этот самый Протасов давно мною пойман… – И пристав утер мокрое лицо полотенцем с петухами. – Но… он был под защитой покойного Прохора Петровича.

– Ax, вот как? Странно. Я не знал.

И Парчевский записал в памяти эту фразу пристава.

– И знаете что, милейший Владислав Викентьевич… – Пристав прошелся по комнате, сшиб щелчком ползущего по печке таракана и махнул по пушистым усам концами пальцев. Он сел на диванчик, в темноту, и уставился бычьими глазами в упор на Парчевского. – Я, знаете, хотел с вами, Владислав Викентьич, посоветоваться.

– К вашим услугам, – ответил Парчевский и повернулся к спрятавшемуся в полумраке приставу.

– Наденька, сходи в погреб за рыжичками… И… наливочка там… понимаешь, в бочоночке… Нацеди в графинчик. – Наденька зажгла фонарь, ушла. Пристав запер за нею дверь, снова сел в потемки. – Дело вот в чем. Как вам известно, а может быть, неизвестно, покойный Прохор Петрович должен мне сорок пять тысяч рублей. В сущности, пятьдесят, но он пять тысяч оспаривал, ну, да и бог с ними. Тысяч двадцать он взял у меня еще в селе Медведеве, там одно неприятное дельце было, по которому он после суда оказался прав. И вот… – У пристава сильно забурлило в животе; он переждал момент. – И вот, представьте, я не имею от него документа. Опростоволосился. Теперь буду говорить прямо. Я должен состряпать фиктивный документишко задним числом с моей подписью и подписью какого-нибудь благородного свидетеля, при котором я вручал Громову деньги. Так как этот документ я представлю в контору для оплаты, а может быть, и в суд, то благородный свидетель должен быть человек известный и стоящий вне подозрений. За услуги я уплачиваю свидетелю, невзирая на свою бедность, – пристав икнул, – пять тысяч рублей. Из них тысячу рублей я могу вручить в виде задатка сейчас же, вот сию минуту. – Пристав опять икнул. – Не можете ли порекомендовать мне такого человека?

Теперь забурлило в животе у Парчевского.

– Н-н-н-е знаю, – протянул он и заскрипел стулом. – Надо подумать.

Ему не видно было лица пристава, но пристав-то отлично видел его заюлившие глаза и сразу сообразил, что пан Парчевский думать будет недолго.

Однако он ошибся. В изобретательной, но не быстрой голове Парчевского закружились доводы за и против. Пять тысяч, конечно, деньги, но… Вдруг действительно пани Нина будет его женой. Тогда пришлось бы Парчевскому доплачивать приставу сорок тысяч из своего кармана.

– Разрешите дать вам ответ через некоторое время.

– Сейчас…

– Не могу, увольте.

– Сейчас или никогда. Найду другого…

Парчевского била дрожь. Пристав подошел к нему, достал из кармана широких цыганских штанов бумажник и бросил на стол пачку новых кредитных билетов:

– Сейчас… Ну?

У пана Парчевского румянец со щек быстро переполз на шею. Синица, улетая, чирикнула в небе, и журавль сладко клюнул в сердце. Пять тысяч рублей, поездка в уездный город, клуб, картишки, стотысячный выигрыш.

– Ну-с?

– Давайте!

Наденька постучала в дверь.

– Успеешь, – сказал пристав и подал Парчевскому для подписи бумажку.

Тот, как под гипнозом, прочел и подписал.