Вячеслав Шишков - Угрюм-река. Книга 2

– Прохор! Прохор!! – вопрошала она сумрак отчаянным голосом.

Шли поспешно, вздыхали, громко покашливали, чтоб сбить тугое молчанье природы.

Их неожиданно нагнал мистер Кук. Он трезв и встревожен. С ним, видимо, случилось несчастье. В его руке фонарь, в карманах два револьвера, патентованные пилюли против икоты и срочная телеграмма. Тусклый свет фонаря и голубоватые волны луны освещают его растерянное лицо. В прищуренных глазах отблеск душевной муки, в крепко сжатых прямых губах – решимость.

– Миссис Нина! О, какой самый огромный ваше несчастье… Вам очшень трудно путешествовать в такой потьме. Разрешайте, – нервно, приподнято сказал мистер Кук и взял Нину под руку.

– Спасибо, друг мой, – благодарно и грустно ответила Нина, ускоряя свой шаг. – Эта ночь для меня прямо ужасна. Все думаю: «Это сон, это сон», – и никак проснуться не могу.

– Миссис Нина! Я с этой момент больше не американски подданный, я ваш подданный до самая смерть.

– Благодарю вас, милый Кук… Спасибо, спасибо.

– Я самый близкий дня должен ехать в Нью-Йорк. Я только что получил эстафет, мой мамашенька очшень больной. – Мистер Кук передохнул, густые рыжие брови его взлетели на лоб, он выпучил в голубоватую тьму глаза и, ничего не видя перед собой, захлебнулся словами: – Миссис Нина! Я накопил здесь двадцать тысяч рублей. Половину всего я завтра же, завтра же передаю в ваше распоряжень для бедная народа. О да, о да!.. Решенье мое непоколебим… – Порывисто задышав, он повернул лицо к Нине: – Миссис Нина! Я вас незабвенно люблю… Как чистейшую, очшень лучшую женщину, как… как… как…

Нина необычайно удивилась. «До чего легко он… Половину всего, что накопил таким большим трудом». И больно упрекнула себя.

– Дорогой, хороший Кук! Я вас тоже люблю, давно люблю искренне. И спасибо вам за щедрое пожертвование ваше. Спасибо, милый мистер Кук! Вот только бы Бог помог найти поскорее моего несчастного Прохора. О, боже мой!.. Я схожу с ума…

У мистера Кука задрожал подбородок. Он осторожно высвободил руку и вытер платком мокрые от слез глаза.

– Миссис Нина, – сказал он сорвавшимся голосом и почему-то покачал фонарем. – Надо надеяться, что мистер Громофф вполне благополученный… И надо надеяться, мы никогда, миссис Нина, больше не встретимся с вами. О, это совсем ужасно! – Уронив фонарь, мистер Кук приостановился и закрыл лицо холодными ладонями.

Нина Яковлевна растрогалась. Ее согревало живое участие к ней мистера Кука.

– Не печальтесь! Пойдемте скорей: мы отстали, – надсадно вздохнув, сказала она.

Три фонарика щурились впереди. Со стороны поселка вдруг послышался дружный, затушеванный расстоянием лай собак.

– Опять туфля! Вторая! – еще радостней выкрикнул Илья Сохатых, словно он сорвал с пана Парчевского крупненький карточный куш.

Башня перла к небу. Из каморки пушкаря с деревянной ногой долетал сонный, трескучий храп. Медная пушка, тускло светясь под месяцем, скалила в небо черный, глупо улыбчивый зев.

В башне темно. На самой верхней, открытой площадке башни – Прохор Петрович.

– Зачем мне бросаться? – шепчет Прохор самому себе. – Я жить хочу! Разве ты не видишь, что создано моим гением?.. – И снова повел он по пространству рукой.

Перед ним тек горизонт. И там, где-то в сферах, вставали, закатывались, уходили в ничто дни и дела Прохора.

– Надо жить так, чтоб горизонт твоих дел становился все светлее, все выше. Но жизнь твоя кончена, – шептал сам себе Прохор, а может – Анфиса.

Призрак черкеса грозно, пронзительно глядел в глаза Прохора Громова. Призрак мрачно молчал, лишь кинжал чуть-чуть шевелился в руке его. Прохору скоробило спину морозом. Холодный пот облил все тело, и на впалых висках поднялись седые вихры.

…И вдруг там, у подножия башни, где фонари, узывчивый, такой родной голос:

– Прохор!

– Иду! – облегченное и радостное донеслось к Нине с неохватной высоты башни.

Час свершен, трепет и ужас исчезли, жизнь человека пресеклась.

Было без пяти минут три. За горизонтом зацветало утро. Выл осиротевший волк. Верочка улыбалась во сне.

По Угрюм-реке шел тонкий стеклянный ледок.

Угрюм-река – жизнь, сделав крутой поворот прочь от скалы с пошатнувшейся башней, текла к океану времен, в беспредельность.

Говорите ли вы по-французски? (фр.)

Боже мой! (англ.)

Великолепно (англ.).

Обонпол – по ту сторону. (устар.)