Владимир Малик - Тайный посол. Том 1

Охваченные общим чувством, друзья долго вели беседу вполголоса, лежа навзничь на земле и всматриваясь в густо-синее небо, усеянное бесчисленным множеством мерцающих звезд. А вокруг жила, звучала ночными шорохами степь: шелестел под ветерком ковыль, стрекотали на тысячи ладов кузнечики, иногда, напуганная ночным хищником, где-то вскрикнет жалобно перепелка или сорвется из гнезда быстроногий стрепет.

В долине фыркали стреноженные лошади.

Постепенно всех одолела дремота.

– Спать, друзья! Пора спать! Скоро начнет светать, – сказал Арсен.

Однако сам не заснул. Тихонько встал и тенью скользнул к кусту, где спали девушки. Стеха лежала скраю. Арсен наклонился, погладил шершавой ладонью распущенные косы и долго сидел неподвижно, углубившись в свои мысли и оберегая сон девушек и товарищей.

Утром отряд разделился надвое. Спыхальский, Роман и Грива еще седлали коней, а балковчане уже отъезжали. Иваник, назначенный атаманом отряда, гордо выпячивал узкую грудь и заставлял коня играть под собой. Арсен пожелал всем счастливого пути, поцеловал Стешу и крикнул:

– Айда! В путь!

Хуторяне тронули коней и рысью помчались широкой долиной на север. Когда они скрылись за горизонтом, Арсен вскочил в седло, и четыре всадника повернули в противоположную сторону – прямо на юг.

На третий день, поздно вечером, четыре всадника остановились у ворот сечевой крепости. Арсен рукояткой пистолета стал колотить в крепкие дубовые ворота. Гулкое эхо усиливало этот грохот.

Где-то вверху, в темноте, скрипнул ставень смотрового оконца, и басовитый сонный голос недовольно спросил:

– Экой черт, прости господи, дубасит там?

Арсен чуть было не расхохотался от радости. После всего пережитого на чужбине наконец-то стоит он у ворот родной Сечи и сам себе не верит: сон это или явь? Будто не было ни тяжелого пути в Крым, ни Гамида с Сафар-беем, ни гайдуков Младена, ненавистной галеры, долгого пути через Болгарию, Валахию и разоренную Правобережную Украину к тихой Суле, а оттуда – к Сечи. Кажется ему, что лишь вчера вечером выехал он из этих ворот, а сегодня уже возвращается назад. И встречает его не кто иной, а сам батько Метелица! Улыбаясь в темноте, Арсен представляет, как там, вверху, высунувшись из оконца, старый казачина всматривается вниз, стараясь рассмотреть, кто прибыл. Но никого узнать не может, и от этого злится, готовый разразиться от гнева отборной бранью.

Голос загремел снова:

– Иль тебе уши заложило, идол? Чего барабанишь, спрашиваю?

Тут уже Арсен не выдержал и от души расхохотался. Именно такие слова и сказанные именно таким тоном, присущим только бывалым запорожцам, не боящимся ни Бога, ни черта, он и ожидал услышать сейчас от своего старого учителя-наставника.

– Узнаю своих! – сквозь слезы и смех произнес Арсен. – Отчиняйте, батько Корней! Неужто не признали?

Метелица на время замолк. Потом охнул и, слышно было, отскочил от смотрового оконца. С надвратной башни снова донесся его зычный голос. Он будил дежурных запорожцев, которые, пренебрегая опасностью, спокойно улеглись спать.

– Вставайте! Да вставайте же, иродовы души! Секач, Товкач, будет вам дрыхнуть! Просыпайтесь! Дорогой гость прибыл!..

По деревянным ступеням затопали тяжелые сапоги. Заскрипел рычаг, звякнул железный засов – и массивные ворота открылись. Из них выскочил запыхавшийся Метелица. За ним, недовольно бурча, торопились Секач и Товкач, так и не разобравшиеся спросонок, зачем их так быстро подняли.

– Арсен! Чертяка! – воскликнул Метелица и сгреб молодого казака в свои медвежьи объятия. – Живой! Прилетел, соколик! Ох ты Боже!..

Он крепко прижал Арсена к груди, расцеловал троекратно в щеки и, наконец, прослезился.

Удивленные и обрадованные Секач с Товкачом едва вырвали из могучих ручищ Метелицы своего товарища и побратима, которого уже и не надеялись увидеть живым.

– Арсен! Брат!..

После первых бурных проявлений радости, когда слышались лишь отдельные восклицания, Метелица первый вспомнил, что прибывшие устали и нуждаются в отдыхе.

– Без передышки от самого Дуная, батько, – сказал Арсен. – Так что и я, и мои други не откажемся от гостеприимства. Последние три дня мчались, как на крыльях. Соскучился по товариству сечевому да и дела неотложные… А что, кошевым все еще Сирко?

– А кто же? Отказывался, правда, очень. Говорил – постарел, мол, очень. Но товариство настояло… Да и времена тревожные…