Златке стало так страшно под горящим взглядом гетманских глаз, что она, хотя и была голодна, почти ничего не ела. К тому же все заметили, что гетман удостоил ее своим вниманием, и с любопытством посматривали на нее.
За столом поднялся Многогрешный.
– Выпьем, панове-братья, за ту половину рода людского, которая приносит нам радость и утеху. За женщин! За тех, кто является украшением нашего сегодняшнего праздника!
Зазвенели бокалы, загудели пьяные голоса. И тут неожиданно встал Юрась Хмельницкий, обошел стол и остановился возле Златки. Наполнил ее бокал вишневой наливкой, почти насильно заставил взять в руки.
– Адике… Какое прекрасное имя! Нежное, ласковое, мелодичное. Я пью за тебя, чудесная роза далекого южного края, которую судьба забросила в наши суровые холодные степи. И мы благодарны судьбе за это, ибо твое присутствие здесь, Адике, делает теплее и радостнее мрачное и неприветливое жилище, в котором приходится мне сейчас обитать… Слово чести, за всю свою жизнь не встречал я более красивой, милой девушки, чем ты, мой южный цветок! Пью за тебя, Адике, и надеюсь, что и ты выпьешь за здоровье твоего гетмана, который одиноко коротает здесь свои дни и будет рад, если ты разделишь его одиночество…
Все затихли. Слова гетмана были вполне определенны и ясны. Однако оставалось непонятным: предлагает ли он этой молодой красивой турчанке руку и сердце или старается лишь вскружить ей голову?
Златка не знала, как ответить. Рядом с ней дрожала, съежившись, Стеха.
Мучительную тягостную тишину прервал сам гетман.
– Ну, что же ты ответишь, моя пташка? – Юрась приблизился вплотную и заглянул девушке в глаза.
Златка застыла в гордом молчании.
И вдруг порывисто поднялся Ненко, быстро заговорил по-турецки, обращаясь больше к Азем-аге, чем к гетману.
– Высокочтимый пан гетман, я не настолько владею вашим языком, чтобы ответить на только что сказанные слова, но достаточно хорошо знаю его, чтобы понять, как они оскорбительны для моей сестры и меня…
Все, кто понимал по-турецки (а понимали многие, и сам гетман), вытаращились на молодого турка, который посмел поучать гетмана. У Азем-аги полезли на лоб черные лохматые брови. Многогрешный от удивления разинул рот и застыл так, придурковато хлопая веками. А Юрась Хмельницкий продолжал стоять перед растерянной Златкой, с гневом смотря через ее голову на красивого молодого чорбаджию [34], который своей внешностью был очень похож на него самого и которого он сам пожелал иметь у себя на службе.
– Ага понимает, с кем он говорит? – холодно спросил Юрась.
– Понимаю, конечно. И прошу извинения за резкие слова. Но я вынужден вступиться за свою сестру…
Вслед за Ненко встали Младен и Якуб, но Ненко едва заметным жестом призвал их молчать.
– Твоей сестре ничего не угрожает, – сдержанно, но холодно ответил гетман. – И никто здесь не оскорбляет ее.
– Значит, это вышло помимо вашей воли, гетман… Мы думаем и заботимся о будущем Адике, – продолжал Ненко.
– А разве я желаю ей плохого будущего? – перебил Юрась. – Эта девушка завтра может стать гетманшей и скрепить наш союз с высокой Портой!
В гостиной воцарилась напряженная тишина. Потом кто-то охнул. Прошелестел осторожный, придушенный шепот.
Полковник Яненченко, который лучше, чем кто-либо из присутствующих, знал Юрия, покачал головой. «Ну и ну! Вот это дела! Наш Юрась влюбился! – подумал он ехидно. – Давненько за ним не водилось такого греха… Неужели его намерение серьезно? Или это очередная прихоть сумасброда?» Однако промолчал, поскольку чувствовал, что и над ним собираются тучи.
Мурза Кучук тоже ни малейшим движением не выдал своих чувств, только многозначительно взглянул на Чору, а тот в ответ слегка опустил густые черные ресницы. Никто не видел этого диалога взглядов, а если б и видел, то не придал бы значения, так как понятен он был только отцу и сыну. Кроме того, все были так поражены словами гетмана, что никому и в голову не пришло наблюдать за белгородским мурзой.
Первым нарушил молчание Ненко:
– Но ясновельможный пан гетман забывает одно обстоятельство…
– Какое?
– Адике мусульманка…
– Ну и что?
– А гетман христианин…
– Глупости! – выкрикнул раздраженно Юрась. – Припомни, сколько девчат-христианок было взято в жены наивысшими сановниками Порты! А украинка Настя Лисовская стала даже султаншей Роксоланой… Так почему же в этом случае вера должна стать преградой? К тому же, мне кажется, последнее слово должно остаться за Адике… Но она – все тому свидетели – не проронила ни слова. Ведь издавна известно, что молчание – знак согласия!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу