Владимир Малик - Тайный посол. Том 2

Многогрешный смертельно побледнел. Ему казалось, что язык во рту стал шершавым, а сердце будто оборвалось, ухнув куда-то вниз… Он едва держался на ногах.

Казаки стояли плотным кольцом, насупленные, суровые. Съежившийся в страхе Многогрешный вызывал у них чувство омерзения.

Лишь Семен Палий не вмешивался в казачий суд. Сидя на коне, уже раскованный, он попыхивал трубкой и молча смотрел на подсудимого. «И откуда только берутся такие слизняки, ничтожества? – думал он. – Какие матери их рождают? В каких семьях вырастают? Почему одни люди трудов и крови своей не жалеют во имя отчизны, а другие норовят побольше сорвать с нее и продают любому, кто больше заплатит?»

Тем временем Многогрешный заголосил:

– Помилуйте, братцы! Побойтесь греха! За безвинную душу Бог накажет вас, как татей-разбойников!..

– Братчики, – сказал Арсен побратимам, не слушая вопли обвиняемого. – Многое нам не известно об этом человеке – Свириде Многогрешном, но немало мы и знаем. И чтобы ни он и никто другой не могли упрекнуть нас, что мы учинили над ним самосуд, пускай он сперва ответит на наши вопросы, а потом уже мы решим, как поступить с ним… Согласны со мной?

– Согласны! – дружно ответили все.

– Тогда выберем судью. Кого бы вы хотели?

– Тебя, Арсен! – прогудел Метелица. – Кого ж еще? Ты лучше нас всех знаком с этим проходимцем! Ты и спрашивай, а мы послушаем и прикинем – правду ли он говорит и чего стоит эта его правда!

– Правильно! Правильно! – зашумели казаки.

– Ну что ж, начнем… – Арсен вошел в круг, остановился напротив Многогрешного, тихо, но строго спросил: – Скажи нам, Свирид Многогрешный, был ли ты в прошлом запорожцем?

– Да, – кивнул тот и взглянул на Метелицу.

– Был когда-то, – подтвердил казак, – однако таким паскудным, что, помнится, присудили мы однажды наказать его киями… А он пронюхал об этом и задал стрекача…

– Так ли это?

– Так.

– Ладно, перейдем ко временам более поздним… Отвечай – был ли ты потурнаком? То есть – сменил ли нашу христианскую веру на басурманскую?

Многогрешный опустил голову.

– Ну, чего молчишь?! – гаркнул Метелица. – Было такое?

– Б-было, – выдавил из себя Свирид. – Но я ж не взаправду…

Казаки переглянулись: не думали, что подсудимый так легко и быстро признает себя виновным в этом тягчайшем грехе, считавшемся на Сечи равнозначным измене отчизне.

– «Не взаправду»! – передразнил его Метелица. – Вот как садану саблюкой по твоей дурной башке…

Арсен взглядом остановил старого казака – мол, помолчи, батько!

– Будучи холуем у турецкого спахии, – обратился он к Многогрешному, – не ты ли выдал на суд и расправу повстанцев Мустафы Чернобородого в долине Трех Баранов?

Многогрешный сглотнул слюну. Молчал, хлопая глазами.

– В войске Юрася Хмельницкого служил? Помогал туркам разорять Чигирин?

– Не я один служил…

– А теперь скажи мне – сколько заплатил тебе Кара-Мустафа за Златку?

– Какую Златку? – желтые глаза впились в Арсена. – Я не знаю никакой Златки.

– За ту Златку, которую ты выкрал в Немирове и отвез в Каменец… В тот же вечер, когда ты меня в яму бросил!

– Никого я не выкрадывал!

– Брешешь! Сам Юрась говорил мне об этом, когда мы с Сафар-беем – помнишь такого? – допрашивали его на Дунае. Да и Златку я освободил уже, привез в Фастов из самого Стамбула. Это моя жена. Она мне все рассказала…

Многогрешный вдруг упал на колени, обхватил запыленный сапог Арсена, прижался к нему мокрой от слез щекой.

– Прости… Я не знал. Это проклятущий Юраська мне приказал… Разве мог я сам?..

Арсен брезгливо оттолкнул его и отступил назад.

– А теперь – последнее… Ты сам помог Порадовскому схватить нашего полковника Палия?

Многогрешный стоял на коленях. Его пепельная, с залысинами голова склонилась почти до земли. Плечи вздрагивали в беззвучном рыдании.

– Молчишь? Значит, и это правда? – Арсен посмотрел на казаков. – Какой приговор вынесет товариство?

На поляне наступила тишина. Слышались только лошадиное ржание да шум ветра в верхушках деревьев.

– Чего там долго думать! – воскликнул Метелица. – Этот прохвост давно заслужил петлю на шею!

– Смерть! – коротко бросил Роман.

– На виселицу его, злыдня! – мрачно добавил Спыхальский.

– А ты, батько Семен? – Арсен повернулся к Палию. – Что скажешь?

Палий слез с коня, неторопливо приблизился. Многогрешный поднял было голову, глянул на него с надеждой, но сразу же отвел взгляд, прочтя в глазах Палия ненависть и презрение.