Патрисия Мело: Матадор

Я отобью у этого парня охоту называть другого человека оленем, сказал я.

Он не называл тебя оленем, он сказал, что ты похож на янки.

А мне все равно. Олень и янки для меня одно и то же.

Не помню точно, но где-то я уже слышал такую фразу. Я вышел на площадь, держа в руках коробку с винтовкой. А вот и Суэл. Он был без оружия и шел за руку со своей девчонкой. Я почувствовал прилив храбрости. Я вынул винтовку. Встал на одно колено в стойку стрелка. Где твое оружие, Суэл? Он ответил, что это, должно быть, шутка, ведь мы как-никак друзья. Я никогда не был другом этого ублюдка, но я мог воспользоваться предлогом, и инцидент был бы исчерпан.

Где твое оружие, повторил я.

Он улыбался, не понимая, всерьез я говорю или нет. Суэл готов был дать деру, и я почувствовал второй прилив храбрости. Я взглянул на людей, стоявших у дверей бара Тонью, все они смотрели в мою сторону, и почувствовал третий прилив храбрости. Я прицелился.

Если ты хочешь меня убить, Майкел, тебе придется стрелять мне в спину, сказал он.

Суэл повернулся ко мне спиной и вразвалочку пошел в обратную сторону, держа за руку свою девчонку.

Стреляй, кричал он, влепи мне пулю в затылок.

Я выстрелил, Суэл, как подкошенный, упал на мостовую, должно быть, он умер сразу. Его девчонка визжала и пыталась оттащить этого негритоса к машине. Я выстрелил еще раз, не целясь, и попал Суэлу в голову. Вот так все и произошло. Он стал первым человеком, которого я застрелил. Пока этого не случилось, я был обыкновенным парнем, который продавал подержанные машины и болел за футбольный клуб «Сан-Паулу».

Анекдоты про негров, про португальцев, про японцев. Я ненавижу анекдоты. Не люблю, когда мне их рассказывают, я не смеюсь, не понимаю, что тут смешного. С анекдотом про домкрат, который я услышал в пятилетнем возрасте от моего итальянского дядюшки, случилось обратное. Он засел у меня в голове.

Пустая грунтовая дорога. Человек выходит из машины, потому что ему нужно поменять колесо, и обнаруживает, что у него нет домкрата. На вершине холма он видит свет и понимает, что там живут люди и у них есть домкрат. Человек устремляется к этой светящейся точке. Сто процентов, у этого замшелого отшельника должен быть домкрат. Но даст ли? Да, конечно, даст. Домкрат может быть сломан. Нет, он будет исправен. Кто-то мог украсть его. Никто его не украл, но хозяин, живущий в такой глуши, может запросто не дать его. Он и не даст, скорее всего, этот лось сохатый. Да, точно не даст. От этого кретина домкрата не дождешься. Просто скажет, «не дам», и положил он на всех с прибором. Дурные предчувствия охватывают душу одинокого водителя и отравляют его печень ядом зарождающейся ненависти. Он даже не помнит, как он прошел восемь километров пешком. Дойдя до хижины, он останавливается. Стучится в дверь. На пороге появляется хозяин, вежливо улыбается, вам помочь, спрашивает он. Да, помочь засунуть домкрат в задницу.

Я много раз прокручивал в голове этот анекдот. Я наделил конкретной внешностью одиноко живущего хозяина лачуги, а водителю машины придал свои собственные черты. Я еду один на машине, и у меня лопнуло колесо. Все в моей жизни происходит именно так: у меня пробита покрышка, и всегда найдется кто-то, кто не захочет одолжить мне домкрат. Я всегда жду от жизни самого худшего, какого-нибудь жуткого невезения, и жду того же от всех остальных, от этого чертова мира. Когда я хочу что-нибудь сделать, я сразу отказываюсь от этой затеи, потому что знаю, что ничего путного не получится. А если и берусь за дело, не довожу до конца. Бросаю на полпути.

Люди убивают друг друга и скрываются. Или их ловят и оправдывают. Осуждают без всяких доказательств и отпускают. Или приговаривают, и они совершают побег. Со мной все будет иначе.

У тебя нежная кожа, говорит мне детина с лицом индейца. Двое других держат меня, а индеец собирается меня трахнуть, я ору охранникам, чтобы меня перевели в другую камеру.

Кледир уговаривает меня бежать. Мои ноги не слушаются, Суэл распростерся на мостовой, его девчонка плачет и целует труп, Тонью стоит в дверях своего бара, машины и автобусы – все притормаживают, чтобы поглазеть на место преступления. На стене банка напротив объявление: арестована банда, занимавшаяся взломом бронированных автомобилей. Беги, говорит Кледир. Вызови полицию, я хочу сдаться. Беги отсюда, смойся из города. Меня кто-то запихнул в такси, по-моему, Кледир.

На улице было полно народу. Люди возвращались с работы, они никого не убили. Их ждут жены, дети, сериал по телеку, домашний очаг. Они не чувствуют вины. И зубной боли тоже. Я только что убил человека. Я только что убил человека, и мне было хреново. А еще у меня болел зуб, и я не был сегодня на работе. У меня не выходила из головы сцена, как девчонка целует труп. Зачем я убил Суэла? Я хотел знать это, я хотел, чтобы мне кто-то объяснил, зачем я его убил. Я поплелся домой к Робинсону, меня всего трясло. Я хотел, чтобы меня арестовали, осудили и посадили в тюрьму. Я хотел, чтобы у Суэла оказался какой-нибудь брат, который меня пристрелил бы прямо на улице, пока Робинсон расплачивался с таксистом и уводил меня к себе. Зуб болел, меня била дрожь; Робинсон усадил меня на диван и дал мне чашку крепкого кофе.