Я дошел до тихой Многособачьей линии, прошелся по Малому проспекту, быстрым шагом миновал Сардельскую линию, вышел на Средний, вошел в Кошкин переулок, очутился на проспекте Замечательных Недоступных Девушек, поравнялся с Андреевским рынком.
У меня мелькнула мысль, что я имею полное моральное право поздравить Лелю с днем Восьмого марта. Это просто долг вежливости. Да, она прогнала меня из дому, мне нет до нее никакого дела — но я человек вежливый и культурный, я ее поздравлю с праздником. В этом для меня нет ничего унизительного, я ж не напрашиваюсь к ней в гости.
Я знал, что в железном корпусе этого рынка продаются цветы, и вошел туда. Действительно, цветы в продаже были — конечно, бумажные. Я купил цветок. Его проволочный стебелек был обернут гофрированной зеленой бумагой, а лепестки алели, как живые. Я вышел на бульвар и сел на скамью. Вынул из кармана записную книжку — она нужна была мне как точка опоры. Отогнув верхние лепестки цветка, я написал на нижних: «Леля! С праздник...» На «ом» и на второй восклицательный знак лепестков не хватило. Потом отогнул обратно верхние лепестки. Если она заинтересуется этим цветком, то прочтет. А если сразу выбросит цветок — значит, туда ему и дорога.
Затем я направился к Симпатичной линии. За все шестьдесят семь дней я шел туда впервые. После Нового года я обходил стороной эту улицу: боялся, что вдруг встречу Лелю, и она увидит меня и пройдет мимо, и тогда уже — никакой надежды. И теперь я не сразу свернул на Симпатичную. Остановился на углу возле доски «Читай газету» и стал читать: «Трудящиеся капиталистических стран встречают день 8 Марта в обстановке расширяющейся мировой войны...» Я старательно прочел до конца передовицу, потом перемахнул на четвертую полосу: «Война в Европе и в Африке», «Обсуждение в сенате законопроекта Рузвельта», «Недостаток хлеба во Франции», «На фронтах в Китае», «Футболисты едут на юг». Ноги у меня начали мерзнуть, да и пора было решаться. Или ты отнесешь цветок — или нет! Отнесешь? Отнесу!
Когда вошел в парадную, откуда-то сверху слышны были шаги. Я забежал в аптеку, чтобы переждать. Это была солидная большая аптека, со шкафами под красное дерево, с широкими стеклянными прилавками. Я машинально подошел к тому прилавку, возле которого не было покупателей. И тотчас же откуда-то появилась молодая аптекарша и вопросительно поглядела на меня, ожидая, что я вручу ей чек.
— Нет, я так, — пробормотал я и отошел в сторонку. Аптекарша легонько усмехнулась. Отходя, я заметил, что за витриной, перед которой только что стоял, выставлены разные резиновые изделия. Я перешел туда, где лежали коробочки с лекарственными травами. Потом вышел на лестницу.
Теперь сверху не слышно было ничьих шагов. Я стал подниматься. Двигался так осторожно, будто ступени сделаны из взрывчатки. Дойдя до пятого этажа, прислушался, а потом беззвучно, ступая на самые грани ступенек, взмыл к Лелиной площадке. Там я сунул цветок в почтовую кружку. Он упал проволочным стебельком вниз.
Когда вышел на улицу, то подумал: «Зачем я это сделал? Теперь буду чего-то ждать, на что-то надеяться — а надеяться не на что, ждать нечего. Пойти и взять этот цветок? Но его уже на вытащишь обратно. Он перестал быть моим...»
Придя домой, я застал Костю лежащим на койке и читающим затрепанный том Плутарха.
— Слушай! — сказал Костя. — Когда это самому Цезарю предложили окружить себя телохранителями, он знаешь что заявил? «Лучше один раз умереть, чем постоянно ждать смерти». Ничего себе человек, а? У него есть чему поучиться, хоть кое в чем он не лучше Гитлера. Он...
— Надо купить пачку лезвий, — прервал я Костю. — Этими мы уже по десять раз брились.
— Собираешься на женский праздник в убежище раскаявшихся блудниц Марии Магдалины? — спросил Костя.
— А ты разве не пойдешь?
— Где уж нам, малярам, у меня там нет сестер во Христе. Может быть, я проведу время наедине с Плутархом, а может быть, пойду к моему покровителю-инвалиду, с одной знакомой.
— Хорошо, что хоть с одной... До утра?
— Джентльмен джентльмену таких вопросов не задает... А ты знаешь, что сказал недавно этот гад Муссолини? Он сказал: «Война облагораживает нации, имеющие смелость заглянуть ей в лицо». Он явно работает под Цезаря, только побеждать не умеет.
— Зато ты умеешь, — подкусил я. — Побеждаешь кошек-милашек... Невозможно бриться, весь изрезался. Рожа у меня теперь — как тетрадь в косую линейку. Почему бы нам хоть иногда не покупать новых лезвий?
Читать дальше