Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Сказки для умных

— Ты, видно, в такой далекой стране родился, что на нее карты не хватило, — снова пошутил учитель.

— Он с Луны свалился! — крикнул кто-то с парты.

— Он с Венеры слетел! — крикнул кто-то другой.

— Он с Марса скатился! — высказался кто-то третий.

Других предположений никто не высказывал, так как других небесных тел мы тогда и не знали. Это сейчас, благодаря научно-фантастической литературе, люди знают много всяких планет, созвездий и галактик.

Учитель, слыша эти голоса с мест, раскрыл страницу с картой звездного неба.

— Может, ты действительно где-нибудь на другой планете родился? — в шутку спросил он Васю.

Вася ткнул пальцем куда-то в звездное небо и сказал:

— Кажется, вот здесь.

Учитель одобрил остроумный ответ Васи, но все-таки поставил ему «неуд» и прикрепил к нему первого ученика по географии Колю Косого, Этот Коля долго был беспризорным и знал географию на практике, так как на крышах вагонов изъездил всю страну.

С этого дня моего друга стали звать Васей-с-Марса. Это было тем более уместно, что он стал в нашем классе четвертым Василием. Кроме него имелись: Вася-псих, Вася-фрайер и Вася-конь. Благодаря прозвищам ни одного Васю нельзя было спутать с другим. Мой друг нисколько не стеснялся своей клички и охотно отзывался на нее.

Из колонии я несколько раз писал родителям, сообщал подробности своей новой жизни, но ответа все не было. Наконец пришло гневное письмо отца, в котором он негодовал, что я учусь в классе переростков, наряду с беспризорной шпаной, и что в то время, как мой талантливый брат Виктор подает надежды, я являюсь позором семьи. «Не смей возвращаться в родной дом, пока не изживешь свои «не»!» — так кончалось послание.

К своему письму отец приложил очередное письмо Виктора, чтобы я мог почувствовать, как низок мой моральный и умственный уровень по сравнению с братом.

Многоуважаемые родители!

Настоящим заявляю вам и удостоверяю своей подписью, что мое будущее восхождение в научную сферу продолжается с глубоким успехом. Во вверенном мне Институте Терминологии и Эквилибристики будет в широких масштабах концентрироваться и консервироваться обширная научная мысль, в результате чего кривая моего авторитета будет непоколебимо двигаться вверх.

Также сообщаю вам интимно и консультативно, что эротизация гранулированных интегралов и пастеризация консолидированных метаморфоз вызвали во мне высокомолекулярный атавизм и асинхронный сепаратизм, что может привести к адюльтерному анабиозу и даже к инвариантному эпителиальному амфибрахию, во избежание чего прошу вас срочно прислать мне 15 (пятнадцать) рублей на 24-е почт. отд. до востреб.

Строгость отца очень огорчила меня, и я ходил как в воду опущенный. Когда Вася-с-Марса спросил, что это со мной творится, я показал ему оба письма. К моему удивлению, мой друг никак не реагировал на отцовское послание, а о Викторе даже сказал одно неприличное слово. Я из-за этого чуть было не полез в драку, но потом догадался, что Вася просто оговорился, потому что он еще плохо знает земной язык.

Так как я очень затосковал, то мой друг сказал мне, что он покажет мне мой родной дом. С этой целью он повел меня в колонистскую баню, которая в тот день не топилась.

Мы вошли в пустую парилку. Вася-с-Марса взял таз и наполнил его холодной водой из-под крана. Затем он вынул из кармана куртки маленькую бутылочку, а из той бутылочки выкатил на ладонь голубую пилюльку с горошину величиной. Эту пилюльку он бросил в таз с холодной водой. Вода помутнела, потом стала похожей на студень, а затем стала гладкой и блестящей, как металл.

— Думай о том, что хочешь увидеть, — приказал Вася.

И вдруг в тазу возникла моя комната, и в ней отец и мать. Отец стоял на стремянке, а мать подавала ему кусок обоев, намазанный клейстером. Мои родители заново оклеивали комнату, и 90 процентов из 848 изображений «Люби меня!» были уже погребены под дешевыми зелеными обоями. Остался только один узкий просвет, откуда на меня глядели еще не заклеенные портреты красавицы. Казалось, «Люби меня!» смотрела персонально на меня и просила не забывать ее. Но вот отец поднес к стене последний кусок обоев, провел по нему тряпкой, чтобы сгладить складки, — и все было кончено.

— Комната — как новенькая, — удовлетворенно сказал он матери, спускаясь со стремянки. — Теперь мы можем сдать ее жильцам, а деньги будем посылать нашему Виктору, нашей гордости. Пусть он смело двигается по научному пути!