Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Сказки для умных

Да, неплохо текла моя больничная жизнь. Врачи были внимательны, сестры симпатичны и немногословны, товарищи по палате относились ко мне — проспектнику — с должным уважением.

Но на восьмой день моего лежания, когда я спокойно вздремнул после обеда, я вдруг услышал над собой голос:

— ...навестить вас сразу же, но ко мне приехала тетя из Рыбинска, а она такая болтливая, замучила меня разговорами, проговорила со мной пять вечеров подряд... Портфель ваш я сдала дежурной в приемном покое, а вам принесла вот эти цветы. Вы — настоящий рыцарь! Я знаю, вы прыгнули под машину потому, что вам показалось, будто она может наехать на меня! Но рассказывайте, рассказывайте о себе! Я вся — внимание... В детстве я однажды чуть было не попала под такси, но это ничто перед тем ужасом, который я испытала, когда чуть не упал самолет. Как плакали мои родные, когда я вернулась домой онемевшей!..

На койках началось шевеление. Два улочника, вначале с симпатией поглядывавшие на красивую Валентину, вдруг, как по команде, слезли с коек и, панически стуча костылями, самоэвакуировались в коридор. За ними вышли остальные больные. Несчастный Трамваич, не в силах последовать их примеру, молча страдал на своей койке. Его усы вздрагивали, как крылья раненой птицы.

Фиалка продолжала говорить.

Я чувствовал нарастающую боль в голове. Потолок палаты вдруг окрасился в оранжевый цвет, на нем образовались трещины, и в этих трещинах закопошились лиловые кузнечики. Я снова взглянул на Трамваича. Щеки его подергивались нервной судорогой, усы вращались на лице, как пропеллер. Вдруг он сел, схватил костыли и, опираясь на них, встал, весь дрожа, — и пошел к двери. Он обрел способность двигаться, на три недели опередив срок, предсказанный врачами!

Но мне некуда было деться. После ухода Валентины меня отпаивали сердечными каплями и делали какие-то уколы.

Всю следующую неделю я с тайным ужасом ждал нового явления Фиалки. Но шли дни — она не появлялась. Зато совершенно неожиданно меня навестил ее муж, счастливо отбывший срок.

— Я пришел сказать вам спасибо за ваш героический поступок, — заявил он. — Жена мне все рассказала. Вы бросились под автобус, чтобы спасти Валентину.

Я честно признался ему, что бросился под «Запорожец», чтобы спастись от Валентины.

Ботаник погрузился в раздумье. Затем он спросил меня, часто ли пускают сюда посетителей. Я ответил, что раз в неделю.

— Терпимо, — задумчиво сказал он. — И вообще это светлая мысль — насчет автомашины... Почему я сам не додумался до этого!.. А что, если я углублю вашу идею и использую более тяжелый и солидный тип автомобиля?

— Но ведь и исход тогда будет более тяжелый и солидный, — высказал я свое опасение.

Но он не слушал меня. Благодарно пожав мне руку, он вдохновенным шагом устремился к двери.

— Постойте, — окликнул я его. — Если вы решитесь на это, то пусть это произойдет на мосту. И жертвуйте правой ногой, а отнюдь не левой!

В больнице Ботаник больше не появлялся.

Дела мои шли на поправку. Я уже встал с койки, и мы с Трамваичем бодро бродили по аллеям больничного сада. Однажды, когда мы шли мимо небольшого пруда, расположенного вдали от строений, Трамваич продемонстрировал мне свое умение. Встав на водную гладь и помогая себе костылями, он пересек водоем и вернулся обратно. На мой вопрос, в чем заключается секрет его искусства, он ответил так:

— Никакого секрета и никакого искусства тут нет. Просто я знаю, что вода тверда.

Через несколько дней он выписался, оставив мне свой адрес. Его койку занял человек, получивший травму на Невском проспекте; он ужасно гордился этим.

Теперь я прогуливался по саду с палочкой. Близился день моей выписки. Однажды, когда возле пруда никого не было, я решился проделать опыт.

— Вода — тверда! Вода — тверда! Вода — тверда! — твердо сказал я себе и ступил на поверхность водоема. Но не прошел я и двух шагов, как провалился. У берега было мелко, но неудача глубоко огорчила меня. Отжав больничные полосатые штаны, я понуро побрел в палату. Я решил, что водохожденца из меня не выйдет.

Ночью мне приснилось, будто я нахожусь в командировке на тихом необитаемом острове и вдруг причаливает черный пиратский бриг. Бледные, дрожащие пираты поспешно ссаживают на берег Фиалку Молчаливую — и корабль снова уходит в океан. Я проснулся в холодном поту и сразу же, не откладывая до утра, тихо выбрался в больничный сад и при лунном свете повторил свою попытку водохождения. На этот раз мне удалось пройти по воде три шага. Через неделю я уже расхаживал по пруду, как по тротуару.