Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. Лачуга должника. Небесный подкидыш. Имя для птицы

«В 1926 году экипаж корабля выполнял сложную работу по буксировке с Сахалина на Амур кораблей речной флотилии, ранее уведенных японскими интервентами. При этом личный состав под командованием А. А. Шефнера неоднократно проявлял подлинное мужество и героизм».

На странице 34 той же книжки дана справка о командном составе судна. О Шефнере там сказано следующее:

«Шефнер Алексей Алексеевич родился в 1880 [29] По семейным данным — в 1879 году. году. Бывший офицер царского флота. На Дальний Восток пришел с Первой Тихоокеанской эскадрой с Балтийского моря, находясь в это время на должности водолазного офицера на броненосце «Ретвизан». В 1914–1917 был на Дунайской флотилии. В 1917 сразу же перешел на сторону революции. На «Красном вымпеле» находился в качестве командира корабля».

В 1965 году я впервые побывал во Владивостоке и в первый же день отправился на «Красный вымпел», где был хорошо встречен. Так как я не позаботился о гостинице заранее, то меня пригласили переночевать на этом корабле, из уважения к памяти моего деда. Но о деде Алексее Карловиче Шефнере речь еще впереди.

Вернусь к метрике. На ней — круглая печать церкви преподобных Ксенофонта и Марии; по ободку ее — надпись: «Прибежище слепых женщин имени княжон Волконских». Однажды я спросил у матери:

— Мама, почему это меня в такой странной церкви окрестили, ведь ты всегда была зрячей и ни в каких прибежищах на обитала? Почему не могли крестить меня, скажем, в Андреевском соборе?

Мать ответила, что она венчалась с отцом тоже не в большом соборе, а в церкви при Академии художеств, и далее пояснила, что в предреволюционные годы в том петербургском кругу, к которому принадлежала ее семья, было модно венчаться и крестить детей не в больших церквах, а в «домовых», — в этом находили нечто утонченное, романтическое. Однако у нас не было родственников настолько знатных и состоятельных, чтобы они владели особняком с личной церковью, и поэтому меня решили крестить в церковке Ксенофонта и Марии, что в Саперном переулке, видя в ней некое сходство с домовой церковью. К тому же здание «прибежища» хорошо отапливалось, и меньше шансов было на то, что младенец простудится после погружения его в купель.

Из рассказа моей крестной я однажды узнал, что простудить меня очень боялись, ибо уже при рождении я рисковал схватить воспаление легких или даже незамедлительно отправиться на тот свет. Суть в том, что еще за несколько часов до моего рождения мать находилась в Кронштадте, куда приехала навестить родственников. Почувствовав приближение родов, она спешно отправилась в Петроград, где уже была договоренность с родовспомогательным заведением, находившимся в Чернышевой переулке, невдалеке от Пяти углов; считалось, что там превосходный медперсонал. К счастью, ее взялась сопровождать кронштадтская акушерка; эта неведомая мне женщина, возможно, спасла жизнь и матери, и мне: я появился на свет в конном санном возке во время переезда по льду залива из Кронштадта в Ораниенбаум. В родильный дом меня привезли уже кричащим во всю глотку.

И Шефнеры, и Линдестремы (фон Линдестрем — девичья фамилия матери) издавна служили в русских вооруженных силах, главным образом на флоте, издавна были подданными Российской империи и издавна считали себя русскими. Линдестремы, выходцы из Швеции, обосновались в Петербурге в XVIII веке. Как явствует из рукописной фамильной книги, переходившей от поколения к поколению, они погребали своих мертвых на кладбище в Стрельне и на Волновом. Из брачных записей той же книги видно, что род Линдестремов породнился с Авенариусами, Изыльметьевыми, Мельниковыми, Мордвиновыми, Новинскими, Уразовыми. Бабушка Аня говорила, что один из Линдестремов служил на корабельной верфи при Петре Великом и что Петр собственноручно подарил ему сундучок с медной обивкой, который хранился в семье более ста лет, а затем сгорел при пожаре; однако это относится не к записям, а к устным домашним преданиям и апокрифам, ибо в семейной книге фиксировались лишь рождения, крестины, бракосочетания и похороны, а с 1804 года — и прививки против оспы (вакцинации). Документально известно, что один из сыновей или внуков гипотетического Линдестрема-кораблестроителя, а именно Петр Иванович Линдестрем (1764–1841), был врачом, лейб-медиком. Быть может, этим и объясняется столь раннее — в самом начале минувшего века — приобщение семейства к оспопрививанию. Сын его, Владимир Петрович (1808–1880), был военным инженером и умер в чине полковника. Внук его, а мой дед, Владимир Владимирович, родившийся в 1850 году, дослужился до вице-адмирала. В его послужном списке значится, что происходит он из потомственных дворян Петербургской губернии и воспитывался в Морском училище. Первое плавание совершил он на фрегате «Громовой» под командованием капитана второго ранга Забусского в 1868 году. Затем плавал на корвете «Гиляк», на плавучей батарее «Не тронь меня», на фрегате «Севастополь», на пароходе-фрегате «Владимир», на клипере «Изумруд», на миноносце «Взрыв», на фрегате «Князь Пожарский», на миноносце «Перепел», на миноноске «Дятел», на корвете «Аскольд», на крейсере «Адмирал Корнилов», на броненосце «Единорог», еще на нескольких кораблях. О двух самых длительных его плаваниях приведу выдержки из послужного списка: