Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. Лачуга должника. Небесный подкидыш. Имя для птицы

С того дня я перестал бояться тамошних зверей. Я вдруг осознал, что я для них — парень свой в доску.

Погода на Фемиде стояла отличная, дачная, пища была однообразная, но питательная; мои ручные часики трудились исправно, приближая час моего возвращения на Землю. Казалось бы, живи, надейся и радуйся. Но новая разновидность страха заползла в мой ум — то была боязнь невозвращения. Мне стало казаться, что Юрик никогда не прилетит за мной, что Юрика и в живых уже нет, что я здесь — один навсегда. А если так — то стоит ли жить? Стоит ли дожидаться того дня, когда я в назначенный час приду к подножию Храма Одиночества, буду там ждать прибытия моего друга и никто не спустится ко мне с неба? Боязнь стать космическим невозвращенцем преследовала меня наяву и во сне.

Настали двадцать седьмые сутки моего пребывания на Фемиде. Очень памятные для меня сутки! В ту ночь мне приснился странный сон. Странный тем, что, проснувшись, я позабыл его содержание, ведь обычно свои сновидения я запоминаю очень точно. А тут я помнил только то, что вначале мне было почему-то очень, очень страшно, а потом вдруг стало совсем-совсем не страшно, и проснулся я от радости, от желания поделиться с Настей счастливой вестью. Но Насти рядом не было, она жила за тридевять небес отсюда. И что за радостная весть — я не помнил. Вокруг же ничего радостного — все та же самая осточертевшая Фемида...

Я спустился к ручью, умылся, потом позавтракал запасенным заранее горохом, потом стал шагать взад-вперед по поляне, пытаясь припомнить, что же такое замечательное я видел во сне. И вдруг кое-что вспомнил. Вспомнил, что сон мой заканчивался тем, будто я сижу на стволе того сломанного бурей дерева, которое тигровый хвост прищемило, сижу там, и в левой руке у меня записная книжка, а в правой — авторучка. И вот теперь — уже вполне наяву — я направился к этому дереву, сел на его шершавый ствол и вынул из кармана своего потрепанного пиджака записную книжку и авторучку. И тут вспомнил то самое главное, что видел во сне, — и сделал короткую запись. Свершилось то, о чем я тайно мечтал всю жизнь: я открыл Формулу Бесстрашия.

Осчастливленный самим собой, опьяненный радостью, сидел я на древесном стволе. В уме моем возникли гордые строки:

И вдруг послышался зловещий шум. В просвете между деревьями возникло длинношеее рогатое чудище. Оно приближалось... Быстрее зайца устремился я к чертежному дереву, быстрее белки поднялся в свое высотное жилище и, дрожа от страха, стал ждать дальнейших событий. Меж тем животное вышло на поляну, и теперь я разглядел его получше. У него длинная жирафья шея, оленьи рога и четыре уха, одна пара на голове, другая — возле хвоста. Оно принялось поедать траву, и мне стало ясно, что для меня опасности нет.

Уважаемый читатель, не удивляйтесь моему испугу! Да, я открыл Формулу Бесстрашия, но ведь она нуждается в техническом воплощении; на ее основе я должен сконструировать СТРАХОГОН — тот самый прибор, наименование и внешний вид которого подсказала мне Главсплетня в одном из моих предыдущих сновидений. А пока этого прибора не будет, я, владелец Формулы Бесстрашия, по-прежнему буду трусоватым человеком. Обидно, но факт.

В назначенный срок я явился на лужайку возле Храма Одиночества. Звездолет прилетел вовремя, меня сразу увидели, и ладья-лифт, в которой восседал мой друг, приземлилась возле меня. Юрий был ошеломлен тем, что я удрал из Храма. Когда мы поднялись в звездолет, я соврал своему спасителю, что Храм покинул не из страха, а потому, что соскучился по природе. Затем коротко поведал ему о зверях, которых мне довелось видеть.

— Узнаю твой героический нрав! — воскликнул наивный иномирянин. — Ты не по природе соскучился, тебе захотелось свое земное бесстрашие проявить! Ты намеренно рисковал! Я не должен был высаживать тебя на Фемиде! Я — полуубийца! Я обалдуй, олух, остолоп, охламон, обормот, очковтиратель, обидчик...

— Оборотень, охальник, опричник, отравитель, обыватель, обжора, — продолжил я.

— Спасибо, Серафимушка! Как приятно слышать задушевные земные слова! Слушаю — и уши радуются! — растроганно произнес Юрик. — А теперь спеши в кают-компанию, обедай вовсю! Ты ведь изголодал себя.

— Прежде всего я должен побриться, — заявил я. — А то твои однопланетники с опаской смотрят на меня.