Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. Лачуга должника. Небесный подкидыш. Имя для птицы

Ученый-одиночествовед вел себя нервно, ему явно не терпелось на крышу. Я понял, что мне надо поскорее выбрать себе жилплощадь. Когда мы, шагая по коридору на втором этаже, дошли до того места, где коридор поворачивает под прямым углом вправо, я отсчитал двенадцать дверей — и открыл тринадцатую. Тринадцать — число-сирота, обижают его люди, всякие пакости ему приписывают. А я его жалею, стараюсь оказать ему доверие. И за это оно иногда мне помогает. Однажды мы с Настей на билет номер тринадцать холодильник по денежно-вещевой лотерее выиграли.

Стандартная келья-камера имела неплохую меблировку: письменный стол, стул, кровать, возле нее — ночной столик. Узенькая дверь вела в санузел, где находились душ, умывальник и унитаз. Водопровод был в полной исправности. Но меня огорчило, что зеркала нет. И тут ученый-одиночествовед пояснил мне — через Юрика, — что во всем Храме Одиночества нет ни единого зеркала. Ведь ежели кто-то видит свое отражение, то это уже не полное одиночество.

Я положил рюкзак на стул, топор на ночной столик, повесил плащ и берет на маленькую вешалку у входа в санузел, а затем поинтересовался, где мне добыть матрац, одеяло, подушку, простыню, — ведь кровать-то голая. Юрик потараторил с ученым и объяснил мне, что беспокоиться незачем, здесь имеется обслуживающий персонал, автоматические существа. Они — безмолвные, бессловесные, беззвучные, бесшумные. По-куманиански они называются баратумы, а если на русский перевести — заботники... А сейчас ученый покажет некоторые здешние помещения.

Когда вышли мы в коридор, то увидели, что навстречу шагает человекообразная фигура. Подобные автоматы уже тысячекратно описаны и в фантастической, и в реалистической литературе, поэтому скажу только, что заботник был сделан из металла и пластмассы, имел туловище, руки, ноги и голову с ушами и глазами; рот и нос отсутствовали. Неся большой мешок из синтетической ткани, он, не поприветствовав нас, прошел мимо и вошел в мою келью. Меня неприятно удивило: как это он пронюхал, что я выбрал именно эту жилплощадь? Ведь никто ему об этом не сообщил.

Ученый повел нас в столовую, находящуюся в первом этаже.

Мы вошли в большой зал, посреди которого стоял небольшой стол, его металлические ноги, так же как и ножки стоящего возле него стула, были намертво вмонтированы в пол. Вдоль правой стены зала протянулся ряд табличек с изображениями различных кушаний и напитков. Под каждой табличкой белела кнопка.

— Попробуй вкусность пищи, — предложил мне Юрик, и я нажал кнопку под табличкой, на которой была изображена тарелка с кашей, вроде манной. Затем сел за стол, и через несколько секунд в левой стороне зала открылась в стене дверь и ко мне направился голубоватый заботник. Он поставил на стол металлическую тарелку с кашей, которая оказалась вполне съедобной. После этого я заказал себе какой-то розоватый напиток, и заботник принес мне металлический стакан с этим напитком.

— А чаю у вас не имеется? — задал я вопрос механическому официанту.

Но никакого ответа не последовало.

Мы покинули столовую и направились в библиотеку. Шагая туда, мы прошли мимо массивной стальной двери, совсем не похожей на двери келий; к тому же на ней были изображены две скрещенные руки — ладонями вперед. Одиночествовед пояснил нам, что это — знак запрета. Здесь находится энергоблок. Живым существам входить туда нельзя, они могут разрушить свое здоровье. Кроме того, в эпоху жуткого средневековья, когда здесь была тюрьма, зарегистрированы случаи побегов через энергоблок. Все убегуны были зверски съедены зверями.

Мы вошли в библиотеку, она вообще никакой двери не имела, входи — и бери что тебе угодно. Там стояло множество стеллажей, полных книгами, и ученый — через Юрика — выразил сожаление, что я неграмотен. Ведь все эти тома изданы Куманианским Институтом по Изучению Одиночества. Здесь — труды многих поколений одиночествоведов, здесь описаны все психологические явления, возникающие на каждой из восьми степеней. Но девятая степень одиночества еще никем не описана. Она неописуема, непостижима, непознаваема, нерассказуема, необъяснима.

Чего-чего, а одиночества я никогда не боялся, поэтому этот разговор был мне не интересен, и я задал практический вопрос: не бывает ли здесь перебоев в работе пищеблока, в подаче электроэнергии? В ответ мне было заявлено, что никаких перебоев с питанием быть не может, ибо непортящихся продуктов запасено здесь на шесть риртонов (столетий), а атомноиридиевый энергоподатчик рассчитан на неисчерпаемость. После этого мы поднялись по центральной лестнице, и я остался на верхней ее площадке, а Юрик и ученый вошли в склепообразную надстройку.