Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. Лачуга должника. Небесный подкидыш. Имя для птицы

— Чем это вы недовольны? — спросил я из вежливости. — Шапка — что надо! Пора хлопотать о патенте.

— Я и сам знаю, что пора. Но Афедрон Унитазович хочет, чтоб был еще один карман — внутри шапки. Для портмоне. А я опасаюсь, что это излишне осложнит конструкцию.

— Вы правы. Оттуда портмоне трудно будет извлекать.

— Ну, вы-то, говорят, без труда портмоне себе добыли, — с ядовитой ухмылкой произнес Павиан Гориллович. — Жену побоку, ИРОДа побоку — и айда в Ташкент с одноглазой директрисой гастронома... Живое портмоне, всегда к услугам... Но учтите: угрозыск не дремлет!

— Кто дал вам право клеветать на меня?! — крикнул я. — Кто тебе такой чепухи про меня наговорил?!

— Весь ИРОД об этом говорит. Глас народа!.. По отношению к жене ведете себя как зверь!

— О тебе этого не скажу, — отпарировал я. —

Произнеся этот экспромт, я покинул примерочную и направился в отдел, где работает мой хороший знакомый Нарзан Лимонадович. Это он сконструировал комбинированную электрокофеварку-крысобойку «День и ночь». Предположим, вы холостяк. В вашей однокомнатной квартире завелись крысы, а у вас — ни жены, ни кошки. И тут вам поможет «День и ночь». Днем вы используете прибор в традиционном жанре — варите в нем кофе. Вечером вы кладете его горизонтально возле крысиной норки, включаете ловительное устройство — и спокойно ложитесь в постель. Ночью вас будит зуммер. Крыса поймалась и безболезненно убита током! Вы встаете, освобождаете прибор от содержимого, включаете его вновь — и так далее. Оригинальностью замысла и четкостью работы «День и ночь» порадует многих — и тем приумножит славу ИРОДа.

Я надеялся, что Нарзан Лимонадович поможет мне развеять ту клеветническую тучу, которая сгущалась над моей головой. Но, оказывается, я держал путь не к другу, а к врагу.

— Слушай, Серафим, этого я от тебя не ожидал, — забормотал он. — Ты же знаешь, я тоже от жены ушел... Но — никаких скандалов... И алименты за Жорку честно плачу... А у тебя прямо по-гадски получается... За Настей по квартире с ломом гоняешься, последнее пальто ее в скупочный пункт снес, кольцо обручальное с ее пальца содрал — и все пропиваешь с какой-то падшей кинозвездой... Опомнись, Серафим, не стань полностью гадом!

— Если и стану, далеко мне до тебя будет, падло! — гневно ответил я.

Хлопнув дверью, я вышел в коридор. Навстречу мне шагал Хамелеон Скорпионович, известный тем, что им спроектировано антипростудное зимнее пальто. Оно сплошное, разреза спереди нет; его надо надевать через голову. Его не нужно застегивать и расстегивать, вас в нем не продует. Надобность в пуговицах отпадает, что послужит снижению себестоимости. Еще недавно этот дизайнер относился ко мне весьма приязненно, а тут он вдруг при виде меня набычился и молвил укоряюще-презрительным тоном:

— Почему вы здесь? Почему вы не в больнице?

— А к чему мне больница? — удивился я. — Я здоров.

— Какой цинизм! — прошипел Хамелеон Скорпионович. — Ведь все знают, что ваша жена — в хирургической палате! Все знают, что вы, явившись к себе домой с пьяной проституткой, ударили свою супругу бутылкой по голове, а родную дочь выгнали из квартиры! Поспешите же в больницу, пока жена ваша еще жива!..

— А ты, обалдуй, поспеши в психбольницу — там твое законное место! — сухо и кратко ответил я и направился в свою секцию.

Когда я под вечер шел через вестибюль, ко мне с таинственным видом подошел вахтер Памир Никотинович и тихо сказал, что «есть разговорец».

— Главное — говорите на суде, что в состоянии эффекта действовали, — зашипел он. — Тогда, может, срок поменьше дадут. Усекли?

— Какой суд? Какой срок? — усталым голосом спросил я.

— Хоть со мной-то не хитрите, я ведь тоже через это дело, через ревность, отбывал... А про вас слух идет, что вы квартиру, где супруга ваша блудодействовала, подожгли... Это вам повезло, что изменница на балкон ниже этажом выпрыгнула и переломом ноги отделалась... Вы доказывайте, что вы — без задуманного намерения. Усекли?

— Усек, — горестно ответил я.

Все дни той недели я провел в нервном напряжении. С того момента, когда я узнал из телефонного разговора с Юриком, что мой полет на Фемиду вполне реален и даже точный срок назначен, во мне стал нарастать страх перед неведомым. Отказаться от полета нельзя было; я не хотел, чтоб Юрик угадал во мне труса, — но лететь ой как не хотелось... У меня возникла хитренькая надежда, что в последнюю минуту Юрик позвонит мне и сообщит, что по указанию куманийского ихнего начальства мое путешествие отменяется. Я очень на это надеялся, поэтому и Насте о предполагаемом моем полете ничего не сказал — ведь если он не состоится, то на нет и суда нет, она ведь тогда и не узнает, как я боялся этого отмененного мероприятия. Но нервозность мою Настя заметила. Она в те дни не раз пульс мой щупала и температуру замеряла. К моему сожалению, физически я был здоров. А прикинуться больным мне было невозможно, Настя сразу бы раскусила, что это не хворь, а нахальная симуляция.