Максим Гуреев - Нино, или Синдром ленивого глаза

Приняв образ змея, сом медленно отплыл от берега.

Какое-то время он ещё извивался, ещё был различим на поверхности чёрной воды бурунами, которые оставлял плавниками, созданными по образу и подобию покосившихся изгородей, а затем ушёл на глубину.

Нино хорошо запомнила висевшую на кухне в Алтуфьеве Дулёвскую фарфоровую тарелку с изображённой на ней нимфой, что сидела на берегу пруда и расчёсывала свои длинные рыжие волосы. Эту тарелку в своё время подарили жене Сергея, тренеру по синхронному плаванию. В том месте, где волосы нимфы уходили на глубину, а рыбы зачарованно смотрели на её огненные, густые, дышащие пряди, было выгравировано: «Светлане Пономаревой от центрального совета «Динамо», 8 марта 1989 года».

Приняв образ сома, пятьдесят третий автобус медленно отошёл от остановки, прочертив красными габаритными огнями параллельные траектории, покатился под откос и растворился в темноте Инженерной улицы.

Оказавшись одна на остановке, ничего не почувствовала – ни одиночества, ни страха, ни грусти, ни смертельной усталости, только острый пронизывающий холод подобрался. Поди ж ты, ещё только начало октября, а уже такое ощущение, что сейчас выпадет снег, причём колючий, мелкий, наждачный, льдистый, из тех, что на месте сквозняков оставляет за собой длинные серебристые языки-дюны.

Изо рта идёт пар.

Она укутывается шерстяным шарфом до самых глаз, прячется за него, как тот старик с птичьим лицом в автобусе прятался за воротник своего болоньевого плаща, который в фильме «Рокко и его братья» носил двадцатипятилетний Ален Делон.

Становится теплей, правда, ненадолго – на углу Инженерной и Бегичева ледяной ветер свирепствует, гоняет палую листву, сухие ветки, бьёт в лицо, раскачивает дорожные знаки, мечется в проходных дворах, пытается оторвать жёлтый фонарь, висящий над входом в гастроном.

Нино сразу же и вспомнила, как на первом курсе института она точно так же вечером стояла на ветру под окнами их квартиры в Алтуфьеве и понимала, что больше не может туда вернуться, больше не в силах выслушивать нотации матери и присутствовать при их с братом скандалах. Сергей тогда как раз познакомился со своей новой пассией, гимнасткой из ветеранской сборной ЦСКА, и стал приводить её домой.

– Какая красивая рыжая грузиночка, стерва, наверное, – смеялась широкоплечая, плоскогрудая, с мужским подбородком гимнастка, а потом примирительно добавляла: – Не обижайся, просто ты красивая, а я нет, хотя мужикам нравлюсь. Да, Серёж?

Лицо бывшего тренера по волейболу при этом вытягивалось и застывало в гримасе потрясённого недоумения вкупе со страхом и разочарованием – такими, какими их обычно изображает долговязый, с подведёнными сурьмой глазами рыжий клоун по прозвищу Желтухин.

Нино улыбалась в ответ.

Кстати, о Желтухине.

Он выступал в цирке шапито, что приезжал в Лианозовский парк каждую осень и стоял здесь до Нового года. Однажды во время представления Желтухин, на голове которого, а точнее сказать, в невообразимой копне рыжих волос которого сидел попугай по кличке Зорро, подошёл к Нино и предложил ей выйти с ним на манеж. Этери, бывшая рядом с внучкой, совершенно растерялась, поймав на себе умоляющий взгляд девочки.

– Не бойтесь, не бойтесь, не бойтесь доброго Желтухина! – хриплым простуженным голосом заголосил Зорро и принялся раскачиваться из стороны в сторону, словно приглашая зрителей поддержать его. Редкие, нестройные, жалостливые аплодисменты неожиданно переросли в бурную овацию, под которую Нино и вышла на манеж. Это было неведомое ранее чувство, когда голоса, смех, разноцветные огни, истошные вопли попугая Зорро и музыка превратились в мешанину, которая и была счастьем, достичь которого в обычной жизни не было никакой возможности. Ведь здесь, на манеже, не было ничего, что могло бы опечалить или испортить настроение, обидеть и заставить загрустить. Один раз насладившись такими счастьем, воистину никогда его не забудешь…

Итак, с видом полнейшего восхищения Желтухин церемонно поклонился Нино, причём сделал это так нарочито старательно, что Зорро не удержался у него на голове и под общий смех перелетел на плечо к девочке.

– Как тебя зовут?

– Нино.

– Какое прекрасное имя, Нино!

– А я – Желтухин, – уморительно изображая смущение и серьёзность одновременно, проговорил клоун и протянул девочке выбеленную тальком руку, – будем знакомы.

– Ты знаешь, почему меня зовут Желтухиным?