Александр Маленков - Язва

– Завтра начну готовиться. Блин, кто придумал делать сессию в июне! Это просто садизм! На улице, сука, благодать… Я голову не мыла уже три дня. Главное, не мыть до экзамена. Ты мыл голову?

– Нет, – мрачно ответил Андрей. – Но такое чувство, что кто-то помыл мне ее изнутри. Так пусто и чисто…

– Что-то ты не весел. Расхотел идти в армию?

– Прикинь.

– Понимаю… У меня тоже, знаешь, перспектива невеселая. Если отчислят, то привет Москве. Мне в Москве нужно остаться, понимаешь?

– Москва не резиновая, – пошутил Андрей.

– А армия сделает из тебя мужчину.

– Ты будешь меня ждать?

– Конечно! В Витебской области, в городе Крупенино. Там у нас даже вокзал есть. На нем и буду ждать… Ладно, не отвлекайся. Ни пуха завтра.

– Что-то не помогают твои «нипухи»… К черту.

На этой пересдаче он был один из всей группы, наедине с преподом, Николаем Александровичем по кличке Никсон. Никсон усадил Андрея на первую парту и не сводил с него глаз все двадцать минут, отведенные на подготовку. Волшебную шпору даже не удалось достать из кармана.

– Все, – твердо сказал Никсон, – вы не знаете предмета. Неуд.

– Но, Николай Александрович! Я учил!

– Тем более, товарищ Ковалев, тем более. – Никсон сложил бумаги в портфель и направился к дверям. – Возможно, вам стоило иногда заглядывать на лекции.

Язва тоже завалила свою пересдачу. Они встретились в пустой столовой, взяли сосиски с горчицей, хлеб и сели за столик. Из распахнутых окон валился гомон чужого счастливого лета. Язва сидела на фоне окна, волосы, прошитые солнцем, липли к накрашенным губам, она отводила их тонкими пальцами, с хищными алыми ногтями. Такими знакомыми пальцами… Жевали молча. Шутить не было настроения, а не шутить было не в их стиле.

– Ну что теперь? – наконец спросила Язва.

– Не знаю… В армию не берут с двумя детьми. Может, родишь мне быстро двух детей?

– Боюсь, не смогу, малыш. Я выхожу замуж.

Андрей понял, что не может проглотить. Пытается, но не получается. Он выдохнул, и комок кое-как проскочил в пищевод.

– За кого?!

– Когда я вышла из аудитории, там Рыбин стоял. Говорит: не сдала? Я говорю: нет. А он – слава богу. Тебе же в Москве надо остаться, выходи за меня замуж. Представляешь? Смешной такой, на одно колено встал в коридоре, а кольца нет. Я говорю: о`кей. А кольцо где? Он говорит: ну, я же не знал, сдашь ты или нет. Что бы я потом с этим кольцом делал… Малыш, ты в порядке?

Андрей почувствовал, что не может решиться открыть рот, как в тот день в читальном зале, потому что все, что он скажет, будет неправильно и вообще тут как-то душно.

– За Рыбина? – выдавил он.

– Да, буду огромной Рыбиной. – Язва рассмеялась. – Ладно, он меня ждет во дворе. Нехорошо заставлять жениха ждать. Выше нос, малыш! Мы, москвичи, не должны унывать.

Она отлепила желтую прядь от губы, от шрамика на губе, мальчишка кинул камнем в третьем классе, достала из сумочки пудреницу, прищурилась в зеркальце, защелкнула, убрала, сладко потянулась.

– Пока, малыш!

– Пока… Язва.

Андрей не смог доесть сосиску с горчицей. Не смог он вечером и поужинать. И утром позавтракать – еда не проходила. Через день отец отвез его в поликлинику, ему сделали рентген.

– Спазм пищевода, – скучным голосом сообщил врач. – Нервная реакция.

От укола но-шпы полегчало, но начало подташнивать. Андрей сидел дома и пытался не думать о Наташе. Через неделю начал болеть живот, его снова повезли в поликлинику, заставили проглотить шланг, на этот раз врач посмотрел на Андрея с уважением.

– Язва желудка, – сказал он. – И хорошая такая язва.

Андрей отнес справку в военкомат и решил на следующий год поступать в другой институт.