Анн-Лор Бонду - А еще я танцую

Да, она врала тебе целых два года, но не только. Она врала тебе все восемь лет. И меня впутала в свое вранье.

Хочу ли я сказать тебе что-нибудь еще? Да нет. Простая правда заключается в том, что Венсан был, есть и будет единственным, кого она любит. Она жила с этой любовью в сердце тридцать лет. И все тридцать лет мечтала о нем. Она сама мне говорила. Не знаю, зачем она посвятила меня во всю эту историю. Я ведь ее ни о чем таком не просила!

В тот день, когда они случайно встретились на улице в Марселе, им было достаточно посмотреть друг на друга, чтобы вернуться к прежней жизни — ровно с того места, на котором они остановились в молодости. Никто и ничто на свете не могло им в этом помешать.

Я знаю, что она боролась с собой. Она пыталась остаться с нами, но мы с каждым днем все быстрее теряли свои позиции. Под словом «мы» я имею в виду тебя, меня и всю нашу сложносоставную семейку, весь этот веселый дурдом.

Пьер-Мари, я понимаю, что, рассказывая все это тебе, снимаю с себя часть ноши. Ты позволил мне нарушить данное когда-то обещание, и, хотя иногда мне кажется, что я плохая дочь и даже «предательница», меня это больше не волнует. Главное, теперь я смогу танцевать так, как я мечтаю танцевать. Ты знаешь, с самого первого курса в консерватории все мои преподаватели твердили мне одно и то же: что я должна высвободить что-то в себе, как они выражались, «открыть двери». Я не понимала, о чем они. Не сознавала, что таскала за собой эту тайну, как привязанное к ноге ядро.

Вот только, как папа недавно сказал мне по телефону, я не мать своей матери! Хватит ее защищать! Хватит впаривать окружающим сказку о ее «совершенстве». Нет, Вера не была идеальной женщиной. И ты совершенно прав, когда напоминаешь мне, что моей вины в этом нет.

Отвечаю на твой первый вопрос. Нет, я не знаю, где она сейчас. С тех пор как она пропала, она не подавала никаких признаков жизни — ни Диего, ни Матео, ни мне. Тебя это поражает? Меня тоже. Не знаю даже, жива ли она еще. Может, мы вообще больше никогда ее не увидим. Я знаю одно: я слишком долго из-за нее плакала. И я больше не хочу, чтобы она портила мне жизнь.

Я хочу жить, танцевать, чувствовать себя легкой и свободной. Расправить крылья. Избавиться от нее.

Думаю, ты тоже.

Целую тебя.

1 мая 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Глория

Милая Глория!

Ну, вот мы и открыли нараспашку окна и двери. Это очень хорошо. Если тебе удастся подняться над пережитым, я буду только рад. Во всяком случае, всем сердцем желаю тебе этого.

Еще хочу сказать тебе, что ты замечательная и что я тобой горжусь.

Танцуй, красавица моя. Танцуй и наслаждайся вновь обретенной свободой.

Шлю тебе свое отцовское благословение, хоть я и отец номер два.

Р. S. Я переписываюсь с женщиной, которая прислала мне эти письма. Если я вдруг узнаю от нее что-то про Веру, сообщу тебе, а уж ты скажешь, интересно это тебе или нет. Годится?

2 мая 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Дорогая Аделина!

Где вы?

Доберутся ли до вас значочки, которые появляются у меня на экране, пока я тюкаю по клавиатуре четырьмя пальцами (я написал четырьмя пальцами — двумя указательными и двумя большими — двенадцать романов), так вот, доберутся ли тем или иным способом до вас эти значочки, где бы вы ни находились — в Париже, в своем Ле-Клуатре или где-нибудь еще? Сработает современная магия или нет? Может, мы с вами — просто персонажи электронной сказки? А в конце мы законнектимся и произведем на свет целую кучу маленьких электрончиков?

Две недели полного молчания. Последнее письмо было от меня — я проверил. И словно вернулся во времена Пойдем, Котик. Тогда, если я говорил: «Надо пригласить того-то и того-то, я хочу с ними повидаться», — она отвечала мне: «Нет, сейчас их очередь нас приглашать, в прошлый раз это мы их принимали». Я возражал: «Да какая разница?» — но она стояла на своем: «Очень большая! Сейчас их очередь нас приглашать!» Аделина, сейчас ваша очередь мне писать! Пойдем, Котик была совершенно права. Зачем только я с ней развелся!

Мне не хватает вашего голоса. Да, знаю, я никогда его не слышал, как никогда не видел вашего лица. Когда я говорю «ваш голос», я имею в виду вашу манеру говорить. Мне не хватает нашего общения. Мне не хватает нас.

Знаете, что меня больше всего привлекает и трогает в книгах, фильмах и театральных постановках? Трогает больше, чем непосредственно сюжет? То, в какой «одежке» мне их предъявляют. Тональность, в какой мне рассказывают историю. Текстура. Ткань, из которой она соткана. Фотографы называют это зерном. В ваших письмах, Аделина, есть зерно. Мне нравятся и ваши истории, и то, как вы их рассказываете.