Александр Феденко - Частная жизнь мертвых людей (сборник)

– Если пьяный, то надо милицию звать. Они лучше знают, куда таких складывать.

– Не надо милицию, не пьяный он вовсе. Человек просто подавился, а вы на него наговариваете.

– Позвольте поинтересоваться, какой начинкой подавился гражданин?

– Капустной.

– Разве капустной можно так подавиться?

– Гляньте на его морду – такой кочан капустой не нарастишь.

– Это уж точно – мясными отъелся.

– Не в коня корм, – философски заметил прохожий в шляпе.

– Гражданин, позвольте поинтересоваться, вы каким пирожком так подавились?

– Зачем вы спрашиваете, когда он ответить не может?

– Почему не может?

– Не прожевал. Некультурно спрашивать, если кто не прожевал.

– Пусть знак подаст.

– Он и подает.

– Это не знак, просто гражданином агония овладела, вот и дергается без всякого смысла.

– Откуда вы знаете?

– Давеча одна вполне себе ничего дамочка компотом в столовой захлебнулась – так же дергалась.

– Позвольте поинтересоваться, компот из сухофруктов был или ягодный?

– Из моркови.

– Что ж это за компот такой – из моркови? Таким весьма неудивительно захлебнуться.

– Да уж, таким захлебнуться – раз плюнуть.

– Врет он все – не бывает морковного компота. Выдумал тоже – из моркови.

– А дамочка перед компотом пирожки не ела?

– Не знаю, не было мне интереса наблюдать за ней до того, как она захлебнулась.

– Может, она и не захлебнулась, а подавилась – пирожком, например.

– Да уж, пирожком подавиться – раз плюнуть.

– Что-то он притих.

– Вымотался.

– Этак он вовсе изойдет из жизни и издохнет.

– Издохнет.

– Да уж, нынче издохнуть – раз плюнуть.

Любопытствующие утомились глядеть на затихшего Пудикова и пошли дальше, жуя пирожки. А прохожий в шляпе даже философски наступил на Веню, отчего застрявший в горле кусок вышибся наружу.

Веня порозовел, отряхнулся и, забрав сдачу, пошел доедать пирожок и доживать вернувшуюся жизнь.

Дождь закончился. Ночной воздух сделался прозрачен. Монашка сняла с себя мокрую одежду и принялась выжимать из нее воду. Белые груди причудливо засияли в холодном лунном свете.

Они напоминали пару покачивающихся полумесяцев – одновременно похожих и разных; то ли смотревших друг на друга, то ли отвернувшихся; усыпанных капельками сорвавшейся с неба влаги.

Монашка не замечала, что та, большая, луна, и миллионы вернувшихся после дождя звезд, и вся бездна мироздания отражаются в каждой из этих капелек, и что целая россыпь вселенных покрыла ее тело.

Совершенно голая монашка стояла под небом и дрожала от холода.

На нее смотрели сотни глаз – поляну, где она остановилась, заняло стадо совокупляющихся кроликов. Кролики разглядывали монашку и в порыве любовного экстаза мелко дрожали.

Так они и дрожали: замерзающая монашка и сто совокупляющихся пар кроликов.

Но монашка их не видела – все кролики были черными.

И в каждом из смотревших на нее глаз покачивалось два полумесяца, покрытых тысячами капелек, и в каждой капельке плыла бездна с миллионами звезд. И все вместе они дрожали от любовного экстаза и от холода ночи.

Монашка вдруг чихнула, капли небесной влаги осыпались с ее замерзающего тела на землю, и тысячи вселенных в глазах кроликов погасли.

До падения оставалось всего ничего.

Елизавета Алексеевна Беляшкина очень спешила на работу и поскользнулась. Но не упала. Только залезла ногой в лужу и забрызгала чулки. Везде, куда ни глянь, была слякоть. И даже трамваи, которые ходят по ровно положенным рельсам, и те обдавали мир чем-то мутным, скверным.

Когда Елизавета Алексеевна поднималась на третий этаж, навстречу выскочил стажер Пинчук, весь в пятнах, и она выронила из рук сумочку. Сумочка упала, вещички из нее вывалились прямо на затоптанные ступени. А Пинчук сразу убежал.

Артур Тигранович тоже поднимался по лестнице. Он увидел, как она собирает свое подмаранное имущество, остановился и переждал, наблюдая. А когда Елизавета Алексеевна выпрямилась и оглянулась, подмигнул ей.

Видевшая все Генриетта Петровна, тихо ступавшая за Артуром Тиграновичем, сказала Елизавете Алексеевне, что поступок ее безмерно дрянен и непристоен. И что, наверное, ее теперь уволят.

Елизавета Алексеевна весьма огорчилась. И потому целый день у нее все валилось из рук и падало. А когда вышла на улицу, повторно поскользнулась. И точно бы упала, но ее подхватил Артур Тигранович и не дал упасть.