Юрий Поляков - По ту сторону вдохновения (сборник)

И хотя со времен посещения Воландом Москвы жизнь в стране сильно переменилась, принципы воздействия на умы сограждан остались те же. Все-таки язвительный мастер неслучайно придумал для контрольно-указующих органов (и тусовок) кличку «акустическая комиссия», ибо замалчивание очевидного и ретрансляция нелепого – основные приемы введения в заблуждение. А глушение – тоже вид запрета. «Акустика», точнее, сиюминутный, целенаправленно усиленный резонанс фальшивого звука – это именно то, что сейчас мы зовем манипуляцией общественным сознанием.

Но искусственная акустика недолговечна, ее результат рассасывается порой еще до того, как очередной «любитель домашних птиц» Семплеяров вылетит из чиновного кресла. Записные акустики, сидевшие не столько в ЦК, Главлите и ОГПУ, сколько в Союзе писателей, замалчивали мастера почти полвека. Прежде всего, потому, что у него был дар и, как следствие, самостоятельность. Замалчивали. И что? Все кончилось булгаковским бумом, когда, как справедливо тосковал Рюхин: «…Что бы ни случилось с ним, все шло ему на пользу, все обращалось к его славе!» И это воистину так! Именно Булгаков стал одним из символов русской литературы XX века, хотя критики сначала «гнали его по правилам литературной садки в огороженном дворе», а потом просто не замечали – как умер. И где теперь они, званные, избранные, обласканные? Вы давно были на премьере Вишневского или Биль-Белоцерковского? Давно читали на ночь Бедного или Безыменского? Давно клали под подушку «Электроцентраль» Шагинян? А ведь все они любимцы «акустической комиссии», лауреаты всех степеней, кавалеры всего, что висит. Они классики той, булгаковской эпохи, где самому Михаилу Афанасьевичу отводилась роль маргинала, сочиняющего на смерть глядя, какой-то вздорный роман о чертях и Понтии Пилате. Где они теперь, эти классики? Зато латунские поголовно стали булгаковедами и пишут биографии мастера, используя его авторитет в сиюминутных окололитературных склоках, призывая ударить по «шариковщине». Ей-богу, когда я впервые увидел Смелянского, то ахнул: ну, вылитый Латунский!

Шел я недавно по Тверской улице мимо «электротеатра “Станиславский”» и вспомнил вдруг, что когда-то здесь, в Московском драматическом театре имени Станиславского, впервые увидел «Дни Турбиных» в постановке Михаила Яншина с Евгением Леоновым в роли Лариосика. Кстати, вы когда-нибудь задумывались, почему автор так назвал или согласился с таким названием сценической версии «Белой гвардии»? Ну да, вроде бы понятно: литературная перекличка – «Труды и дни», «Дни нашей жизни»… Но мне кажется, тут затаен более глубокий смысл. Действительно, то были их дни, дни Турбиных, небольшой период, когда исход революции и Гражданской войны зависел от того, на чью сторону станут Турбины, не только конкретная семья, описанная в романе, а шире – тот образованный, работящий и патриотичный слой русского общества, чей выбор, в конечном счете, и определил победителя. Как потом подсчитали, даже офицерский корпус, главная надежда сил реставрации, поделился примерно пополам между белыми и красными… «Так за Совет народных комиссаров мы грянем громкое “ура-ура-ура!”»

Ах, что за чудо был тот давний яншинский спектакль! И такая мрачная сегодняшняя символика: «электротеатр». Прямо какая-то помесь варьете Степы Лиходеева с нехорошей квартирой. Напомню, именно наступлению «электротеатра» насмерть противостоял драматург и режиссер Михаил Булгаков. Нет, я не о синематографе, боже меня упаси! Братья Люмьеры и Васильевы тут ни при чем. Я о той выдуманной сценической новизне, что горит не живым одухотворенным светом, а лишь рябит да прыгает в глазах, точно голые бояре на трапеции. Эта новизна словно бы подключена к тарахтящей динамо-машине, которая с одобрения «акустической комиссии» снабжает дурной энергией очередной окончательный эксперимент над искусством и здравым смыслом.

Не огорчайтесь, Михаил Афанасьевич, и этот «электротеатр» ненадолго.

В самом начале 90-х мы с приятелем (назову-ка я его Володей) затеяли издательство «Библиотека для чтения». Название позаимствовали из XIX века у Осипа Сенковского. (Не путать с телевизионным путешественником Сенкевичем, другом Тура Хейердала.) Мы с воодушевлением узнали, что кто-то заработал чуть не миллионы на книжке Фрейда – руководстве по толкованию фаллических сновидений. Брошюрка, напечатанная на серой газетной бумаге шрифтом мелким, как лобковая вошь, разлетелась вмиг. Видимо, всем тогда снилось одно и то же. Да и гонорар старику Зигмунду можно было уже не платить, а налогов тогда еще как-то не завели. Свобода и дикий капитализм в одном флаконе: обогащайтесь!