Элис Мунро - Тайна, не скрытая никем

Я не обручена, и парня у меня тоже нет. Однажды я была влюблена, но мне пришлось разорвать отношения. Тогда я была расстроена, но знала, что должна это вынести, а теперь я верю: что ни делается, всё к лучшему.

Она, конечно, ломала голову, пытаясь его вспомнить. Она не помнила, как трясла волосами или как улыбалась какому-то молодому человеку, роняя на батарею капли дождевой воды. Как будто все это ему приснилось. А может, и вправду приснилось.

Она стала пристальнее следить за ходом войны, уже не пытаясь жить так, словно никакой войны нет. Она ходила по улицам, чувствуя: голова у нее забита теми же радостными или тревожными новостями, что у всех. Сен-Квентин, Аррас, Мондидье, Амьен, а потом битва на реке Сомме — но ведь там, кажется, уже была одна? Луиза раскладывала у себя на конторке карты военных действий, которые печатались на разворотах журналов. Она видела по цветным линиям, как немцы довели линию фронта до Марны, видела первое наступление американцев у Шато-Тьерри. Она смотрела на побуревшие рисунки, где художник изобразил лошадь, вставшую на дыбы во время воздушной атаки, или каких-то солдат в Восточной Африке, пьющих из кокосов, или колонну немецких военнопленных с перевязанными головами или руками и мрачными, холодными лицами. Теперь и Луизу захватило всеобщее чувство — постоянный страх, опасения и в то же время восторг, к которому, казалось, привыкаешь и хочешь все больше и больше. Можно было поднять взгляд от сиюминутной жизни и ощутить, как за стенами дома рушится миропорядок.

Я рад, что у Вас нету жениха, хоть и знаю, что это эгоизм с моей стороны. Думаю, нам с Вами не суждено увидеться. Я это говорю не потому, что мне приснился вещий сон, и не потому, что я угрюмый и всегда предсказываю плохое. Мне просто кажется, это самое вероятное, что может быть, хотя я стараюсь об этом не думать и каждый день делаю все нужное для выживания. Я не стараюсь Вас напугать или выпросить у Вас сочувствие, просто объясняю: когда я думаю, что больше не увижу Карстэрс, то набираюсь храбрости и могу говорить что хочу. Наверно, это что-то вроде лихорадки. Поэтому я скажу, что люблю Вас. Я представляю себе, как Вы встали на табуретку в библиотеке и тянетесь к полке, чтобы поставить книжку, а я подхожу сзади и беру Вас за талию, чтобы снять оттуда, и Вы поворачиваетесь у меня в объятиях, как будто мы уже давно обо всем договорились.

Каждый вторник после обеда девушки и дамы из Общества Красного Креста собирались в зале заседаний муниципалитета, который располагался в том же коридоре, что и библиотека. Когда библиотека опустела на несколько минут, Луиза прошла по коридору и очутилась в зале, полном женщин. Она решила связать шарф. В санатории она освоила простую вязку, но так и не научилась набирать и спускать петли.

Женщины постарше занимались упаковкой ящиков или скатыванием бинтов — матерчатых полос, которые они отрезали от тяжелых хлопчатобумажных простыней, расстеленных на столах. Но у двери было много девушек, которые ели булочки и пили чай. Одна девушка держала на руках моток шерсти, а другая его сматывала.

Луиза объяснила, зачем пришла.

— Так что же вы хотите связать? — спросила одна девушка с непрожеванным куском булки во рту.

— Шарф, — сказала Луиза. — Для солдата.

— А, тогда вам нужна стандартная шерсть, — чуть вежливей сказала другая девушка и спрыгнула со стола. Она вернулась с клубками коричневой шерсти, выудила у себя из сумки пару спиц и сказала Луизе, что та может оставить их себе.

— Я помогу вам начать, — добавила она. — Ширина тоже должна быть стандартная.

Подошли другие девушки и начали дразнить эту, которую звали Корри. Они говорили ей, что она все делает неправильно.

— Ах, неправильно? — отвечала Корри. — А кто это захотел получить спицей в глаз?.. Это для друга? — фамильярно спросила она у Луизы. — Для друга за морем?

— Да, — ответила Луиза. Конечно, они все сочтут ее старой девой, будут смеяться над ней или жалеть ее, в зависимости от того, какую маску считают нужным носить — доброты или развязности.

— Тогда вяжите хорошо, плотно, — сказала девушка, дожевавшая свою булочку. — Хорошо, плотно, чтобы ему было тепло!

Среди вязальщиц была Грейс Хоум. Застенчивая, но решительная на вид девятнадцатилетняя девушка с широким лицом, тонкими, обычно поджатыми губами, каштановыми волосами, подстриженными в каре, и аппетитным зрелым телом. Она обручилась с Джеком Агнью, когда его послали на фронт, но они договорились хранить это в тайне.