Элис Мунро - Тайна, не скрытая никем

Пригодилось бы бренди или виски. Но у Артура было правило, запрещающее вносить алкоголь на территорию фабрики.

Чего-то еще не хватает. Где? Вон, ответили ему. Вон там. Кого-то начало рвать, совсем рядом. Хорошо. Это надо подобрать или сказать кому-нибудь, чтобы подобрали. Звуки рвоты спасли Артура, придали ему устойчивость и почти радостную решимость. Он подобрал это. Он нес это бережно и надежно, как неухватистый, но очень ценный кувшин. Прижимая лицо к груди, словно утешая, — так, чтобы лица не было видно. Кровь просачивалась через рубашку, прилепляя ткань к телу. Теплая. Он чувствовал себя как раненый. Он чувствовал, что на него смотрят, и видел себя со стороны, подобно актеру, или, может быть, священнику. Что теперь делать с этой штукой, которую он прижимает к груди? Ответ на этот вопрос тоже пришел. Положить, приставить к тому месту, где она должна быть, — конечно, не точно приставить, как будто этот шов может срастись. Просто положить рядом, более или менее на место, приподнять пиджак, потянуть за край, накрыть все в новой позиции.

Он не мог сейчас спросить, как звали этого человека. Придется узнать имя каким-то другим способом. После оказанных им интимнейших услуг такое невежество будет оскорбительным.

Но Артур понял, что знает имя. Вспомнил. Прикрывая краем пиджака голову, которая легла и до сих пор так и лежала ухом кверху — и оттого ухо выглядело совершенно свежим и годным к употреблению, — он вспомнил нужное имя. Сын того человека, что ухаживает за садом Артура, — не всегда регулярно ухаживает. Молодой, его снова взяли на фабрику, когда он вернулся с войны. Женатый? Вроде бы да. Надо пойти сообщить жене. Как можно скорее. Переодеться в чистое.

Библиотекарь часто надевала темно-красную блузку. Губы у нее были накрашены помадой в тон, а волосы подстрижены и завиты. Она была уже не молоденькая, но по-прежнему сохраняла элегантность. Артур вспомнил, что много лет назад, когда ее брали на работу, он подумал, что она одевается очень строго. Она тогда не стриглась, а закручивала косы вокруг головы, по старинной моде. Цвет волос остался прежним — теплый, приятный, напоминающий дубовые листья по осени. Артур попытался вспомнить, сколько ей платят. Наверняка немного. Она умудрялась хорошо выглядеть на эти деньги. А где же она живет? В одном из пансионов, с незамужними учительницами? Нет, не там. Она живет в гостинице «Коммерческая».

Тут он начал припоминать что-то еще. Не какое-то определенное событие. Нельзя было сказать с уверенностью, что у библиотекаря дурная репутация. Но безупречной ее тоже нельзя было назвать. Говорили, что она выпивает с коммивояжерами, которые останавливаются в гостинице. Что, возможно, один из них — ее любовник. А может, и не один.

Ну что ж, она взрослая женщина и имеет право вести себя, как хочет. Библиотекарь ведь не то же самое, что учительница — человек, которого нанимают в том числе и для того, чтобы он показывал пример ученикам. Пока библиотекарь выполняет свою работу хорошо — а любому видно, что это именно так, — она имеет право жить своей жизнью, как любой другой. Ведь гораздо лучше иметь в библиотеке женщину приятной внешности, чем мегеру вроде Мэри Тэмблин. Ведь туда заходят и приезжие. И судят о городе по тому, что они там увидели. Поэтому в библиотеке должна работать женщина приятной внешности, с хорошими манерами.

Остановись. Разве кто-то говорит, что не должна? Он вел спор у себя в голове, словно кто-то пришел и заявил, что библиотекаря нужно выгнать, — а ведь ни о чем подобном Артур не слышал.

А что означал ее вопрос о машинах, заданный в первый вечер? Что она хотела сказать? Может, это она так хитро намекала, кто виноват?

Он поговорил с ней о картинах, об освещении, а также вспомнил, как его отец послал сюда своих собственных рабочих и заплатил им, чтобы сделали для библиотеки стеллажи. Но ни разу не упомянул о человеке, который выносил книги без ведома библиотекаря. Вероятно, по одной. Под полой? И приносил обратно так же. Наверняка приносил обратно, иначе у него сейчас был бы полный дом книг, а его жена ни за что такого не потерпела бы. Не крал — только заимствовал, на время. Безвредное, но странное поведение. Была ли тут какая-то связь? Между готовностью отступить немного от правил и убежденностью, что неверное движение сойдет с рук? Неверное движение, из-за которого можно зацепиться рукавом и подтянуть к собственной шее диск циркулярной пилы?

Да, может, может быть, что эти вещи связаны. Вопрос отношения к заведенному порядку.