Иван Давидков - Рифы далеких звезд

Сопровождавший итальянцев охотник, топавший в тяжелых резиновых сапогах, издали увидел рыжую голову удиравшего через дворы Маккавея и улетавших за реку фазанов, в мозгу радостной искоркой сверкнуло: слава богу, ничего страшного не произошло… Однако через секунду искорка погасла, а губы злобно скривились… Громыхание железа, сопровождаемое короткими выкриками, доносилось от мельничного ручья, и охотник ринулся туда…

Итальянцы присели на траву выкурить по сигаретке. Сквозь сизый дымок, обвевавший их тонким ароматом, они следили за тем, как тяжело, неуклюже бежит их чичероне. Во взмахе его рук ощущались злость и угроза.

Задыхаясь, охотник настиг Рыжеволосого, хотел схватить, но тот увернулся. Маккавей был проворнее, страх удваивал его прыжки, и все же преследователь не дал ему уйти — подставил ножку, и фазаний избавитель ткнулся головой в куст…

Итальянцы смотрели, как приехавший с ними охотник дубасит человека, крепко держа его за воротник. Рубаха у Маккавея выбилась из-под пояса и при каждом ударе развевалась, а рыжая голова еле держалась на худой шее.

— Недоносок чертов, шутки со мной будешь шутить, а? — охотник кипел от ярости. — Итальянцы завтра напишут жалобу, а мне из-за тебя отвечать? Люди доллары выкладывают — известно тебе, сколько они за каждого фазана платят? А ты будешь железом громыхать!..

Обладатели долларов догадались, что их сопровождающий связался с душевнобольным, и, докурив сигареты, пошли подбирать убитых птиц, лежавших кучками у дороги, словно груды сухой листвы в осенних парках их родной Венеции.

Их чичероне все еще тряс Рыжеволосого за воротник и орал:

— Были б у тебя в башке мозги, ты бы знал, что мы за фазанов станки за границей купим! Люди нам валюту дают, а ты что?

Наконец пальцы разжались и выпустили воротник. Рыжеволосый вытер ладонью лицо, размазав по щекам кровь. Пошатываясь, он медленно побрел к реке, долго умывался, потом пересек песчаную отмель и скрылся из глаз охотников, все еще сновавших по опустелому селу.

Прогремело еще несколько выстрелов — с большими промежутками, — а на заходе солнца Маккавей увидел возвращавшиеся в город «фиаты» итальянцев.

Машины вынырнули из тени, отбрасываемой холмом, сверкая не столько стеклами, в которых отражался закат, сколько притороченными к алюминиевым багажникам птицами. Мертвые фазаны свисали со всех сторон автомобилей и на дорожных ухабах шевелили крыльями.

В тот миг, когда итальянцы промчались мимо заслоненного ивняком домика, Маккавей увидел, как, словно ожив от бешеной скорости, птицы расправили крылья. Они пытались порвать стягивающие шею петли, раскачивали автомобили отчаянными попытками взлететь, и Маккавею мучительно хотелось, чтобы они подняли в воздух эти урчащие железные коробки и швырнули о скат холма.

Но итальянцы не расшиблись на повороте (у мертвых птиц не было сил для мести), а спокойно помчались дальше, в город, в сопровождении верного чичероне на его дребезжащей ржавой развалюхе.

Уже вечерело, когда приехал на своей трехколесной коляске Муни. Он затормозил у мельничного ручья, вытащил костыли и, опираясь на их вогнутые дуги, ступил на траву. Потом, энергично выбрасывая ноги, двинулся к дому, на стене которого фары коляски очерчивали его тень — непомерно длинные руки, короткое плотное туловище, вывернутые детским параличом ступни.

Маккавей догадался, кто к ним приехал, и вышел навстречу гостю. Взял с сиденья хлеб и простоквашу, выключил фары и направился к дому.

Эммануил Рангелов, или для краткости Муни, был однокашником и другом Маккавея. Все классы начальной школы просидели они за одной партой. Маккавей привязался к нему не только потому, что Муни был честным, справедливым и самозабвенным в дружбе, — его привлекала любознательность друга, которому суждено было до конца жизни не расставаться с костылями, отполированными его ладонями. Возможно, из-за того, что недуг преградил Муни многие дороги и заточил средь этих холмов, плотно замыкавших горизонт, куда ястреб долетал, сделав всего несколько взмахов крыльями, мальчик стал собирать книги о путешественниках и летчиках и читал их взахлеб. Перед его взглядом, точно под крылом самолета, проносились здания незнакомых городов — белые, с четкими гранями, похожие на облепленные мухами кусочки сахара в сельской лавке…

Муни купил где-то книжку, в которой рассказывалось, как смастерить детекторный приемник. Целый месяц разыскивал он конденсатор и катушку, потом спаял их, позвал Маккавея и других ребят, попросил натянуть над крышей антенну. И в один прекрасный день, прикоснувшись тонкой, как пчелиное жало, проволочкой к граням отливающего свинцом кристалла, услышал в наушнике человеческий голос. Подумал было, что это с улицы долетел чей-то говор, но секундой позже в ушах зазвучала музыка. Играл военный оркестр — бравурно, гремя медью, — глаза у Муни засияли, щеки вспыхнули, казалось, перед одноклассниками сидел не всем им давно знакомый паренек, а мореплаватель, увидевший наконец обетованную землю…