Александр Редько - Он и она

Инстинкты? Враньё. Чувства! Порой даже близкие люди не могут так чувствовать. А собака – да. Просто любит хозяина. Кто бы он ни был. Каким бы ни был. Ей всё равно. Она просто любит. Так вот.

Собаки… Они преданные. Всегда. Всю жизнь. И эта преданность не просто удивляет, она не поддаётся объяснению.

В Японии воздвигли памятник собаке, которая даже после смерти хозяина ждала его на том месте, где он её оставил. Она приходила туда каждый день год за годом и ждала.

По телевизору недавно показали сюжет. На российской автостраде погибли все участники аварии, кроме собаки. И она до сих пор сидит на месте гибели хозяина.

Сидит и ждёт… Люди останавливают автомобили, выходят, кормят её. А она с надеждой увидеть своего хозяина поворачивает морду то вправо, то влево. И представляет, наверное, как бросятся они навстречу друг другу. Как, истосковавшись, в порыве любви своей собачьей оближет она щёки хозяину своим шершавым языком. И всё будет хорошо. Как и прежде.

Даже в кошмарном сне такое не привидится – приходишь домой, а на столе записка от собаки: «Прости. Я поняла, что совершила ошибку, связав с тобой свою жизнь…» Или еще комичнее: открываешь дверь, а собака сидит со своими вещичками под мышкой и говорит: «Ухожу от тебя. Другого люблю».

Собаки… Они могут потеряться, заигравшись на улице. Но они не уходят. Они умеют любить. Разлюбить – это не про них. Наверное, поэтому, когда умирает пёс, душевная травма хозяина настолько велика, что заводить другую собаку он просто боится, чтобы снова не испытать эту боль. Так и с женщинами.

Расставшись с той, которую любил искренне, горячо, но безответно, уже не спешишь влюбляться вновь… Чтобы не причинять себе боль. Потому что, в отличие от физической, боль душевная сильнее в разы.

…А потом Урала не стало. Пёс заболел воспалением лёгких. Настолько серьёзно, что капельницы и антибиотики уже не помогали. Он не спал почти пять суток. По тому, как он пытался лечь, было видно, что ему очень больно и что дышать в таком положении удавалось с большим трудом. Поэтому он не лежал уже на своём месте, а сидел рядом с хозяином, тяжело и хрипло дыша все ночи напролёт. Усталость была такой, что сон валил его с ног, и пёс просто падал без сил на пол. Но уже через мгновение поднимался на дрожащих лапах и снова сидел, привалившись боком к шкафу, и смотрел на хозяина. Уже почти ничего не ел и не пил воду. А Он каждый день вызывал такси, чтобы отвезти своего друга в ветеринарную клинику. На руках нёс его, пятидесятикилограммового, на второй этаж. Псу снова делали уколы, но болезнь не отступала.

На шестой день собаке вдруг стало легче. Утром пёс даже немного поел, попил воды. Его хриплое и прерывистое дыхание стало ровнее и тише. Ранняя весна была великолепна, и они вдвоём пошли в ветклинику пешком. Медленно. Пёс нюхал снег и землю. Оборачивался и глядел на него, хозяина. Когда поднимались по лестнице на второй этаж, собаке стало плохо. Лапы подкосились, и пёс стал заваливаться на бок.

Подхватив его на руки, Он ураганом влетел в помещение клиники и заорал: «Помогите! Умирает!» Выбежавший навстречу ветеринар велел положить собаку прямо на пол, а когда медсестра принесла шприц, тут же ввёл лекарство собаке в вену. Через несколько секунд пёс открыл глаза и посмотрел на хозяина. Его рука поглаживала собачью морду, успокаивая. Пёс лизнул ему руку и умер.

Собаку похоронили на пригорке над озером. Только дома Он ощутил, как изменилась его жизнь. Как стало пусто в квартире и на душе. Всё вроде на своих местах, но друга нет. Раньше, когда Он возвращался домой, пёс, встречая его, клал лапы ему на плечи, облизывал щёки, выражая таким образом свою собачью радость просто оттого, что хозяин пришёл. Порой его эмоции, сопровождавшиеся затяжками от когтей на новом шерстяном свитере, слюнями на плаще или джинсах, раздражали. Иногда сильно.

Было много чего ещё, что действовало на нервы. Например, когда, не обращая внимания на его окрик, пёс бросался вслед за кошками. Но потом все-таки буквально приползал, виновато опустив морду, уши и поджав хвост, в ожидании прощения.

Пустая квартира и Он… На диване. Один. И вдруг до боли в сердце захотелось, чтоб и затяжки на свитере, и слюни на плаще и джинсах, и разбросанная по полу каша, и шерсть… И морда на коленях… И такой преданный взгляд… Глаза в глаза. Ощущение, что всего этого уже не будет никогда, накрыло его так сильно, что Он заплакал. Слёзы текли по щекам.

Он уже не просто плакал. Он рыдал, вцепившись зубами в подушку. Он понимал, что, когда человек плачет, то в первую очередь жалеет себя. Он жалел себя. Да, жалел! Потому что знал, что такого друга у него уже не будет никогда. Не будет слюней, разбросанной каши, затяжек… И морды на коленях. И этих глаз.