Сухбат Афлатуни - Дикий пляж (сборник)

– А что, – отец поднялся, – если бы они были молодыми и красивыми, было бы лучше?

Алик тяжело дышал. Обвислости все еще колыхались у него перед глазами.

– Ладно, Казанова. Пойду искупнусь. Вода хорошая? Что молчишь?

– Хорошая…

Алик поглядел на его фигуру, на двойной подбородок, седую шерсть на груди. Сжал губы, лег на живот. Песок приятно согревал – сквозь плавки; врылся в него немного. Полежал. Поднялся, выудил из пакета бутерброд. Сам сделал его утром по маминому способу – колбаса, половинки яйца. Откусил. Нет… Положил обратно.

Вечером ходили слушать музыку. Позади Музея янтаря, в розарии, играл камерный оркестр. Отец музыку не любил, но на концерты ходил и пластинки покупал. «Культурный человек обязан…» Дальше у отца шел список «обязанностей»; классическая музыка стояла под номером три, после чтения художественной литературы и знания иностранного языка. Откуда у отца, родом из русско-татарской деревни на Урале, сложился этот список, отец, кажется, и сам не знал. Кстати, художественную литературу он почти не читал – только по специальности; а иностранный – английский – был у него в таком состоянии, что, когда он попытался помочь Алику с домашним заданием, как говорила потом мама, было неясно, кто кому объясняет.

А вот Алик музыку любил; он и в музыкалку пошел по собственному (подчеркнуть) желанию и выбрал флейту. Устав иногда от линейных уравнений, ставил Баха или Генделя, «подвякивал» им на флейте. Но в этот вечер в розарии, под небом, музыка почему-то не слушалась.

– Пап…

– Что?

– А для чего люди загорают раздетыми?

– Считается полезно.

– А ты так когда-нибудь загорал?

– Не мешай слушать…

Но лицо у отца было такое, словно он все еще продолжал разгадывать кроссворд – память у него была фотографической.

– Когда уже мама приедет! – Алик попытался снова погрузить себя в музыку.

В перерыве отец достал «Огонек» и быстро вписал разгаданные слова. Потом вдруг потерялся. Нашелся, когда уже начали второе отделение. Прошел, сел рядом.

Ночью Алик не мог уснуть: одеяло горячее, горло болело. Перед глазами проплывали пляжные старухи. Отец тоже ворочался.

Алик проснулся больным.

– Перекупался. – Отец рылся в сумке, отыскивая аптечку.

Алик хотел объяснить, что дело не в этом. Но промолчал, перевернулся на другой бок. Отец сказал, что пойдет в аптеку, и исчез. Вернулся после обеда.

– Как ты тут без меня, старик?

Вечером стало легче. Алик съел котлету и вышел во двор. Они снимали комнатку на улице с непроизносимым названием; во дворе – стол, георгины, хризантемки. Хозяйка – огромная, с голыми красными руками – что-то мыла. Отец обнял его за плечи:

– Ну как, Аль, легче? Ну, что раскис…

– Легче.

– Пойдем поужинаем. Тут есть такие кафешки…

Алик вдруг представил, как они заходят в кафе, садятся за столик, заказывают что-то вкусное – и заплакал.

– Ну, ты что? – Отец наклонил к нему лицо. Алик заметил, что отец гладко выбрит, что было с ним не часто.

Алик гулял по сосновому парку. Вспоминал Каунас – съездили туда вчера с отцом. Музей витражей, Музей чертей, готический Дом Перкунаса. «Вот бы в Ташкент такой домик», – говорил Алик. (Один раз они сбежали с урока и полезли на руины католического костела искать клад; руины, конечно, тоже были исторические, но не такие, как Дом Перкунаса; пахло мочой, и не было никакого клада.) Потом ездили смотреть Чюрлёниса: в списке отца, чем должен интересоваться культурный человек, живопись стояла под номером четыре. Отец ходил от картины к картине, отбывая перед каждой полуминутную повинность. Алику понравилось, как художник изображал замки, море и сосны. Теперь в парке за каждой сосной ему виделась древняя башня или колокольня.

– Осточертело мне там всё. А бросить – как?

Алик остановился. Голос отца. За той сосной. Отец сидел на земле. Две бутылки пива, рыба. Напротив полулежала женщина. На ней был спортивный костюм, но Алик ее сразу узнал.

Старуха с дикого пляжа.

– Что хотел, то и получил, – сказала она, еще не видя Алика. И отхлебнула из горлышка.

Он слышал, как отец вошел, чиркнул молнией на куртке. Щелкнул включателем. Стащил джинсы, отпинал их куда-то. Затрещала раскладушка. Запахло потом, пивом, копченой рыбой.

– Не спишь?

– Сплю.

– Это Вера… Вера Сергеевна.

– Какая Вера Сергеевна?

– Такая. Моя бывшая жена. Из Новосибирска. Тоже отдыхает здесь. Случайно встретились.

Алик все еще лежал лицом вниз и дышал в подушку.