Остин Райт - Тони и Сьюзен

Потом он с усилием вызвал следующую картину, пытаясь представить себе, как их мучили — приставил ли Рэй нож к горлу Хелен, чтобы заставить ее мать раздеться, выкручивал ли он Хелен руку, пока не сломал, чтобы вынудить мать повиноваться, или имелся пистолет, хотя Тони его и не видел. Их изнасиловали, сказал Бобби Андес, и представлялась кровать под цветастой занавеской и столбик, в который вцепилась Лора, изо всех сил отталкивая того, кто подминал ее под себя. Крича и дерясь. Изуверы — их острые пальцы вонзались в мягкие плечи его жены, его дочери, валили их, охваченных ужасом, на голый матрас с жестокими пружинами, затопляя ненавистью нежность, которую знал Тони, и неведомое будущее его дочери.

Он вел машину навстречу жаркому сиянию размытого полуденного солнца и не хотел знать, как они погибли, ему было бы легче, если бы там был пробел, наподобие всех прочих пробелов в мировой истории. Но он знал. То были не безымянные жертвы мира, а Лора и Хелен, удар по голове, удушение. И невозможно было не проигрывать все снова и снова: Рэй и Турок (и, возможно, Лу, вернувшийся в трейлер после того, как оставил Тони в лесу) бьют молотком и вдавливают маленькое отбивающееся тело в стену, черт я сказал заткнись.

Он доехал до дома ранним вечером. Он внутренне собрался, завидев дом, безмолвный, как картина самой жизни. Дуб на передней лужайке, в сторонке — пригорок, заросший сиренью, и на нем — дом мистера Гуссерля. Он снова взял себя в руки, когда отпер дверь, вошел, а там никого. Кухня, прибранная перед отъездом, в темной гостиной — две Лорины картины на стене в тусклом сумеречном свете. Ты знал, что будет трудно, сказал он, этого следовало ожидать. Он притащил набрякшие чемоданы и сумки, отнес их в комнату Хелен, бросил на пол. Немного погодя зажег свет.

Зазвонил телефон.

— Вы дома?

— Да.

— В газете написали.

— Да? Кто это?

— Вы нормально добрались?

— Да. Кто это?

Не ответили. Он посмотрел на холодильник. Ему понадобится молоко, сок и хлеб на завтрак. Он не хотел сегодня никуда выходить, не хотел, чтобы кто-нибудь его видел. К черту.

Телефон зазвонил опять, Лиза Макгрегор из «Трибьюн», хочет интервью. Он опустил шторы. Сел в гостиной, глядя на пустое Лорино кресло, не зная, что делать. Пошел наверх и кинул свою одежду, еще сырую, в мешок для стирки. Разделся, сходил в туалет, в темноте добрался до кровати. Ему казалось, что он в узкой колее, и куда бы он ни пошел, его окружало осязаемое отсутствие.

Следующий день он специально занял делами. Он позавтракал в «Кофейне Джека», надеясь, что его никто не узнает. Потом позвонил Биллу Ферману и провел с ним долгий разговор, отчего почувствовал себя цивилизованнее, и позволил Биллу взять на себя устройство похорон и оповещение о них. Разговаривая, он заметил перед домом, в тени дуба, пестрый фургон. Он принадлежал местному телеканалу. Стильная молодая женщина в деловом костюме подошла по дорожке к дому, за ней двое мужчин с аппаратурой. Она хотела, чтобы он высказался. Она спросила:

— Поддерживаете ли вы смертную казнь?

Он сказал:

— Я пока не хочу отвечать на этот вопрос.

После он отправился на Лот Хилл. Мистер Кэмел показал ему участок на холмике с видом на заднюю ограду и череду дворов. Он зашел в похоронную контору, твердь веков, гранит. Равнодушно подсчитал, во сколько все обойдется. Дома он подмел внизу и запихнул одежду в стиральную машину и сушилку. Чистые простыни и полотенца для брата — в гостевую и для сестры — в комнату Хелен, думая: это цивилизованно. Я делаю то, чего раньше не делал, и это хорошо. Он встретил в аэропорту Полу, которая обняла его и плакала, и они дождались самолета Алекса. Этим вечером в доме они были втроем, воссоединившиеся дети своих родителей, хотя взрослая жизнь разлучила их так надолго, что они чувствовали себя чужими. И все же люди в доме и разговор на кухне сыграли свою роль. Будущее было вроде новорожденного дикого зверя, которого они приручали разговором. Как Тони будет теперь жить, оставаться ли ему в этом доме, сможет ли он о себе позаботиться? Пола все спланировала, купила провизии, поговорила с миссис Флейшер. Был аперитив и затем обед, который приготовила Пола, и было много воспоминаний и ностальгии. Они договорились, что, после того как Тони побудет у Полы на Кейпе, она приедет в сентябре помочь ему разобрать вещи. На День благодарения он поедет к Алексу в Чикаго, а на Рождество — опять к Поле в Уэстчестер.

Он сидел в первом ряду унитарианской церковки, прикрытый с обеих сторон Полой и Алексом, в окна тек свет. Озеро, в котором потонуло жестокое воспоминание, и жестокость исчезла. Свет с музыкой и негромкими голосами. Перед ним — две странные продолговатые формы, бок о бок, укрытые белой тканью. Тони Гастингс смутно понимал, что церковь полна людьми и люди украдкой на него взглядывают. Коллеги. Друзья Лоры, он не знал точно, кто там кто. Старшеклассники, друзья Хелен. Потом рукопожатия. Знакомые и незнакомые плакали и обнимали его. Его пробрало поднявшейся в нем волной, и он тоже плакал.