Сергей Алексеев - Хозяин болота - повести

И стала Полина сестрой милосердия.

Сидела около Пустынника, помочь-то могла лишь своим присутствием. Смотрела в блестевшие глаза, на горбатый кадык, то и дело сновавший, как челнок, на руки, обвитые толстыми синими жилами, которые совсем недавно безжалостно и бессовестно хватали ее, сдавливали тело… Ни отвращения, ни злорадства, ни радости не было у Полины к Пустыннику. «Вот лежит и, наверное, кроме мыслей о себе, ничего больше нет в нем, — думала она, — всегда так бывает: пока человек в силе — заботится о себе как о душе, какой угодно душе, хорошей ли или вот такой, как у него. Стоит отнять силу — заботится о себе как о теле. Интересно, о чем мне сейчас заботиться? Кажется, все время я забочусь о теле. А о чем больше? Что еще у меня осталось?.. Зашевелился, воды дать надо. Ишь, губы-то как обметало!»

Ошиблась, потому что долго молчавший Пустынник повернул к ней голову и спросил:

— Полин, ты замужем была?

Если бы Пустынник вскочил и начал плясать, меньше бы удивилась Полина, меньше бы удивилась даже тому, схвати он ее этими руками, как тогда. Не знала Полина: ответить ему или «отбрить» за прошлое. Ответила:

— Была, а что?

Ответила и почувствовала, что между ними в ту же секунду возникло что-то. Какой-то мостик перекинулся от него к ней. Ведь спрашивали о ней, о ее жизни! Не лезли грязными грубыми руками, не бросали реплики по поводу ширины ее бедер и плоской груди, а спрашивали о ее прошлом! Спроси это другой кто-нибудь, Каретин даже или Борис, отбрила, наверное, бы.

— Где он теперь? — на лице Пустынника ничего не прочитать.

— Тебе какое дело? Не напоминай. — Полина отвернулась.

— Обижаешься поди за то?

— Дурак ты.

— Дурак, — согласился Пустынник.

… «Овдовевший» Димка приходил с профиля раньше всех и сразу шел к Пустыннику. Мячиком вкатывался в палатку и кричал:

— Ну что? Не сдох еще? — хохотал и хлопал по животу больного. — Терпи, корешок, сегодня слышал: гудел где-то, да, видно, не пробился к нам. Завтра железно будет, гадом буду!

Божился и уверял Димка каждый день. А дождь сеял и сеял на вконец размокшую тайгу. Просвета не было.

Пустынник приподнялся на локтях, прислушался к дребезгу посуды у костра, где Полина готовила ужин, спросил:

— Слушай, а Поля баба ничего, как, по-твоему, а?

Димка расхохотался.

— Ты же без пяти минут жмурик, а думаешь о бабах! Ну даешь? Ты че?

— Козел ты!

— Ладно, не обижайся, я ж пошутил. Баба она вроде ничего, да строит из себя такую… эту… как ее… — Димка замялся и потрогал ухо. — Знаешь, за ней Каретин секет, так что отвали. Он тебя за нее знаешь?.. И на болезнь скидку не сделает.

— А если я предложу ей за меня, так сказать, замуж, а? — непонятно было по лицу Пустынника, правду он говорит или шутит, все пряталось во взлохмаченной бороде, а сухие больные глаза выдавали только боль.

— Ну-ну. Ты хотел уже один раз, — Димка хихикнул, — поджениться. Че вышло? Если она в лоб тебе ничем не закатила, так ты благодари Каретина. А она точно закатила бы, — и Димка еще раз потрогал ухо.

— Болтай, болтай, а я вот ей скажу завтра. Хорошая она, Полина, не из тех дешевых. Я сначала тоже думал…

Напрасно Пустынник старался говорить вполголоса. Услышала разговор Полина, услышала и занемела. Это была не пустая болтовня. Это было серьезно. О ней говорили серьезно! Не закружилась голова у Полины, и не нахлынула, не закачала, не согрела ее та истома, память о которой вдруг выплыла из-под столетия. Просто в груди что-то стукнуло, и стало легче вдыхать сырой холодный воздух. На мгновение ей показалось, что у костра сидит Борис в промокшей робе и ждет, когда она его напоит чаем. Посмотрела — нет, пусто…

Не успел ничего сказать Пустынник Полине.

Вечером в единственный разрыв в сером небе глянуло солнце, закрасило, словно светом пожара, плотные стены пихтачей на склонах, высветило несколько параллельных радуг на серо-синем восточном небосклоне, и неизвестно откуда, беззвучно, на вертолетный пятачок, у лагеря ловко сел маленький «МИ — 1».

Увезли Пустынника вместе с его открытием, с недосказанными словами, недодуманными мыслями.

Изменилось ли что-нибудь? Кончился двухнедельный дождь — остались ядовитые сплетни про нее и Пустынника.

Стал меньше, не за что, кричать Димка — Каретин не сводил теперь с нее глаз. И все же изменилось что-то. Не в ней и не в окружающих, а в мире. Будто просторнее стало.

Однажды после работы в лагерь заявился Димка. Полины с ним не было.