Николай Никонов - Собрание сочинений в 9 т. Т. 8. Чаша Афродиты

Но сидели мы недолго. Болотников чувствовал себя плохо. Крепился. Я видел боль, стоявшую в его глазах. Воспринимал ее как свою вину. И потому побежал на улицу. Почти тотчас нашел такси (как раз заехало во двор) и так увез учителя домой. Условились, что буду заходить, звонить, проведывать часто.

И я позвонил ему через день.

Незнакомый женский голос спросил, кто я.

— Ученик, — ответил я, почуяв неладное.

— Николая Семеновича уже нет. Вчера вечером он скончался. Похороны послезавтра. Из Союза…

Бытует мнение — одинокого художника некому хоронить. Не так. Толпа у подъезда была, на удивление, велика. Художники — народ согласованный. Их было много. И многие ведь учились у Болотникова. Почти все мне были знакомы и незнакомы одновременно. Не будучи «членом Союза», я не принимал участия во всех их собраниях-заседаниях. А если встречался на «персоналках», на вернисажах и выставках, я был для них просто зритель и, в лучшем случае, какой-то «любитель», умелец.

Я был здесь — художник-невидимка. Ведь я не показывал своих работ. Не пил. Не кумился. Не подвизгивал авторитетам. В число их уже прочно вошли все наши «трутни». Семенов, Лебединский, Борщевский, потерялся только Замошкин. Слышно было, уехал в столицу. Но там засох. Знал меня еще председатель Союза — вот кивнул небрежно. Он видел мою живопись, — это когда я пытался вступить в Союз, — и это было глубокомысленное замечание: «Безнравственно, хотя и мастеровито! Но я не пойму вашей живописи. К чему она зовет?»

Помнится, мы коротко поспорили:

— Но разве живопись, картина вообще обязательно должна куда-то звать?

— Вы задаете школьный вопрос, — важно ответил он. — Живопись без идей — аморальна. Что возбудят в зрителе ваши «НЮ»?

— А что возбуждает, допустим, Ренуар? Модильяни?

— Вы забываете, что они не были мастерами социалистического реализма…

Сейчас этот седой величавый господин в черной бархатной куртке, с крепом на рукаве, руководивший церемонией проводов, лишь едва взглянул.

Я был для него никто. Чудак. Сексуальный маньяк, человек с темным прошлым и почти нахал, который зачем-то лез (пытался влезть!) в руководимую им организацию и в образцово-идейный, показательный мир изобразительного искусства.

И я уходил с кладбища, где осталась свежая могила, тоже один. Все прочие шумно и даже не слишком скорбно грузились в стоявшие два автобуса. Никто не думал приглашать ехать меня. И мне самому не хотелось их общества, водочных поминок и всей этой нужной, ненужной ли дури, которую напридумывал когда-то и кто-то.

Автобусы уехали разжульканной весенней дорогой. Голубой день был опрокинут над березами кладбища. На кладбище пели щеглы.

Я вышел на тракт, где шли потоком в сторону города заплесканные грязью машины, добрался до автобусной остановки и, поглядев в последний раз на уже словно бы едва зеленеющий лес — кладбище сливалось с ним, — подумал, что жизнь художника, как всякого, наверное, одинокого человека, бессмысленна и бесцельна, если работы его не подняты на щит, не растиражированы в олеографиях и на конфетных обложках. Но в том ли опять смысл жизни художника? Подошедший автобус не позволил мне решить этот тяжелый вопрос.

Что значит искать женщину? Почти прожив жизнь, я понял, что все это делают, все ищут, холостые и женатые, молодые и старые, ищут, не сознаваясь подчас в этом бесконечном поиске даже собственной душе. Ну, кто не ищет? Сознайтесь… И — кто нашел? Тоже сознайтесь… А находят лишь нечто приблизительно-нужное и так живут, любя или не любя, привыкая или нет, но чаще тянут незримую лямку, терпят, мечтают, льют видимые и невидимые слезы, влекут, влачат, поддерживают эту долгую семейную жизнь, где чередой идут ученье, работа, заботы, квартиры, дети, внуки, свадьбы, юбилеи, похороны и новые свадьбы, дети, внуки — так вроде бы без конца. БЕЗ КОНЦА. Редкие, удачливые, наглые находят-хватают лучшее, неудачники — черствый хлеб, счастливчики — купанье в найденном счастье. Да много ли их? Вот они: дураки, пошлые самодовольные хамы, маменькины выкормыши-«везунчики», «прушники», кому само лезет в рот. Я и таких видывал. Ищут все и находят все. И художники — тоже, да лишь те, кому не отмечен, видать, свыше ПОИСК ВЕЧНЫЙ И ВЕЧНАЯ ГОРЕЧЬ ненайденного, несбывшегося, недоступного. Счастливый ХУДОЖНИК — владелец прекрасной жены — немыслимое почти сочетание. Выигрыш в какой-нибудь лживой разрекламированной лотерее, где сразу миллион, а к нему машина и квартира с мебелью. В столице. Но только надо сначала выиграть. Тогда красавица найдется обязательно. Она прилагается к счастливому билету.