Михаил Попов - Вивальди

Священник только несколько раз кивнул на протяжении моей речи. Становилось холодно, этот двор за храмом напоминал аэродинамическую трубу, так нас освежало. Солидного вида дьякон прошествовал из церковной лавки обратно в храм, не поглядев в нашу сторону.

— И главное, говорю я им, а их не один человек, и не пятеро — больше. И люди в общем не глупые, личность, в общем, у всех сохранна, как у нас говорят, только отклонения некоторые. Так вот, я говорю — а Мессия где? Они не могут ответить. Президент, я имею в виду — наш президент, это президент, мы его знаем. Не Обама же. Может, для кого-то он и кажется похожим на мессию, но, честно говоря… Одним словом, я у них спрашиваю, вернее говорю им: нет, нет никаких признаков вашего конца света. А они говорят — есть! И очень настаивают. Иногда до скандала.

Про скандал я, конечно, присочинил, но уж больно хотелось его пронять.

Священник достал платок и промокнул нос. Я продолжал, дошел до самого важного момента, и был уверен, что вот тут-то он раскроется.

— И начинают, вы представляете, приводить примеры, разные случаи. Причем, все эти случаи конечно сомнительного, я бы сказал, свойства. Один говорит, что у него сын хочет отдать почку какой-то малознакомой девушке, а то она умрет, другой говорит, что в детский дом перевели вдруг миллионы денег, милиционеры виновные в наезде и пытавшиеся уйти от ответственности, гибнут один за другим, охранники отказываются от мелких взяток, взрывается автобус и страдают только виновные…

Я остановился, хотя собеседник готов был слушать и дальше. Просто я почувствовал, что на таком свежем ветру, в лучах такого яркого, холодного солнца мои истории кажутся какой-то путанной жалкой чепухой. И еще я понял — он мне не поможет. Надо выгребать к концу разговора самостоятельно.

— У меня к вам такой вопрос… Нет, есть набор наших обычных психотерапевтичеких приемов, с помощью которых мы купируем такие состояния, такие фобии, но поскольку тут налицо явная и большая, так сказать, религиозная составляющая, мне хотелось бы просить вас о помощи.

Убей меня Бог, он молчал.

— Вы, наверно, знаете, что психиатры, некоторые психиатры, в некоторых случаях, считают, что отдельных больных надо не таблетками пичкать, а отправить к бесогону. И не считают это своим профессиональным поражением. Шизофрения и одержимость не одно и тоже. Да, так вот, скажите, как вы у себя в церкви успокаиваете таких, поджидающих конец света?

Да скажет он хоть словечко! Словечко! Я ведь ждал, что в ответ на свои откровения, получу как минимум товарищеские объятия. Конечно, друг дорогой, и у нас почти то же самое. Массовое нашествие непонятно откуда берущейся справедливости на нашу обычную жизнь. Безумные старухи на исповеди не обвиняют друг друга в попытке отравить друг друга, а восхваляют соседей, дворовые хулиганы превращаются в тимуровцев, воры и растлители принародно каются, лупя шапками о землю! А злостно нераскаявшиеся, как Ирод покрываются экземой или схватывают открытую форму туберкулеза.

Я вздохнул, весь напор во мне кончился, я мечтал куда-нибудь исчезнуть из-под взгляда этих весело слезящихся умных глаз.

— В общем, как видите, пришел за советом. Как мне быть с этими апокалиптиками? Должна же церковь, тысячелетний опыт… Может я просто не теми словами, может, я сам слишком поддался этим настроениям? Ведь не только врачи действуют на больных, но и наоборот.

— Скажите, а вы сами верующий человек?

Голос у него оказался приятный, мягкий.

— Я крещеный, но, к стыду, в церкви бываю не часто. Венчания да отпевания.

Он понимающе, без всякой иронии, и даже без осуждения кивнул.

— Вы попробуйте сходить к причастию. Ну, сначала надо попоститься денька три хотя бы, исповедаться. Ничего нельзя получить, не потрудившись. Да, скоро начинается Великий пост. Приходите, послушайте канон Андрея Критского, его еще называют — Покаянный канон.

— Но…

— Все начнет проясняться само собой.

Я опять хотел сказать какое-то «но». Он только улыбнулся мне, перекрестил, хотя я и не просил благословения, и сказал, удаляясь.

— И не надо считать, что я был к вам невнимателен.

Я был то ли в ярости, то ли в растерянности. Медленно двинулся вон, к выходу из церковной ограды. Этот мальчишка меня просто-напросто щелкнул по носу. Честно признаться, я рассчитывал на другое. Что он мною заинтересуется, что ли. Все же не каждый день к тебе вот так обращается взрослый, незаурядный, — это же видно, — человек, психотерапевт, с серьезным таким вопросом — конец света, блин!