Михаил Попов - Вивальди

Я попытался что-то сказать, но не вышло, какое-то сипение и все.

Они стояли надо мной, и казались огромными в полумраке маленькой комнаты. Свет фонаря, попадавший внутрь сквозь щель в шторах, осветил плечо одного из них. На плече лежал погон. На рукаве я рассмотрел какую-то эмблему.

Один из налетчиков наклонился ко мне и спросил:

— Где старик?

Это какая-то ошибка, понял я и сказал:

— Это какая-то ошибка.

Рука с эмблемой занеслась надо мной, и я зажмурился. И услышал недовольный голос.

— Да, постой ты! — И другим тоном ко мне: — Нас интересует Ипполит Игнатьевич Зыков.

Я открыл глаза.

— Только не надо врать, что вы не знаете, кто это такой.

— Я знаю, кто это.

— Где он?

Я подумал, где сейчас может находиться Ипполит Игнатьевич, и пришел к выводу, что скорей всего дома. Он всегда там был в это время.

— У себя дома, скорей всего.

И снова едва избежал тычка в физиономию.

Второй, более терпеливый налетчик, сказал:

— Вам не надо бояться, мы из милиции.

«Оборотни в погонах» подумал я, и, слава Богу, не сказал этого вслух.

— Вас зовут Евгений Иванович Печорин. Вы приезжали со стариком к нам три дня назад.

А-а, ну конечно же.

— Мы приезжали к майору Рудакову.

— Вот-вот, — оживился спокойный милиционер, — значит, вы помните, как старик, Ипполит Игнатьевич Зыков, угрожал майору Рудакову.

— Нет.

— Что значит, нет?! — Взвился психованный мент.

— Ипполит Игнатьевич не угрожал, он уговаривал его. На колени вставал.

— Да, — согласился терпеливый, — мы были при этом. Вошли, застали сцену. Зыков предлагал Рудакову заявить на себя и предстать перед судом.

— Да. А потом я его увез. Вот и все.

Психованный заскрипел зубами и прошелся по моей маленькой комнатке изрыгая скверные слова во все стороны, как бы потом не пришлось переклеивать обои.

Терпеливый сказал.

— Не все, очень даже не все. Есть и еще кое-что. Накануне вашего приезда покалечился, упал с балкона собственного дома, и покалечился другой наш сотрудник, шофер Рудакова.

Я вспомнил, что об этом шла речь в дежурке. Спросил:

— Самоубийство?

— Да какое там самоубийство. Не такой он был человек, Вася Карпец. Но это так, цветочки. А на следующий день после визита старика, Рудаков сам попадает под самосвал. Насмерть.

Я пошевелился в кресле, взвесил наручники, от наступившего морального облегчения — понял, что меня все же не убьют прямо сейчас — сильно вспотел.

— Ну а я то тут причем?

Терпеливый милиционер медленно закурил, выпустив под низкий потолок облако призрачного дыма. Я сам не курю, и не позволяю гостям. Сейчас мне еще было неясно, могу ли я сообщить милиционерам о своих домашних правилах.

— Разумеется, мы не сразу связали два этих факта: визит старика и гибель Рудакова. Но потом связали, и решили со стариком поговорить. Что он имел в виду, падая на колени у нас в дежурке? Сначала мы не нервничали. Занервничали, когда выяснилось, что Зыков исчез.

А-а, подумал я.

— Мы хорошо искали, мы редко так хорошо ищем, а здесь постарались. Старик исчез. И какой напрашивается вывод?

— Какой?

— Старик что-то знал. Что именно, сказать не захотел.

— Да заказал он Рудака. — Буркнул из дальнего угла психованный мент, и я почувствовал, что он пьет мой джин-тоник, открыл воровским способом: без спросу и бесшумно.

— Это слишком радикальная версия. И шофер этого КАМАЗа, под который майор попал, на наемного киллера очень мало похож.

Милиционер осекся, ему не следовало говорить о версиях при подозреваемом.

Меня почему-то очень раздражало самоуправство по отношению к моему джину и я спросил:

— Скажите, а ваш Рудаков и правда был трезвый, когда сбивал Анну Ивановну?

Рассудительный мент примирительно сел на широкий подлокотник кресла, от него сильно пахло потом и бензином — запах безуспешных поисков.

Я продолжил вопрос:

— Согласитесь, это имеет значение.

— Вам придется поехать с нами.

Я дернулся и невольно пихнул локтем терпеливого в бок.

— Это с какой стати?

— Чтобы вы не скрылись. Так же как Зыков.

— Это, это почему… а постановление? Покажите бумаги!

— Да покажем мы вам все что нужно, — вздохнул он, поднимаясь с подлокотника, — собирайтесь. Бакин, дай глотнуть.

— Я не хочу никуда ехать. Я тут, хотите верьте, хотите нет, не при делах. Просто подвез, вернее свозил. Вы что, думаете, я его соучастник какой-то что ли?! Я его, если по правде, терпеть не могу, давно, просто старость уважил, в горе к тому же.